Я прошел мимо детской площадки, окружающих чахлую клумбу лавочек, где грелись под холодным апрельским солнцем трое местных алкашей, с которыми я чинно поздоровался. Они кивнули мне в ответ с достоинством. С окрестной пьянью надо дружить и иногда подкидывать им на пиво. Зато они незаменимый источник информации о том, что творится в округе.
Ступил на дорожку — до подъезда мне оставалось метров двести.
Дворник мел двор метлой с железным вжиканьем. Навстречу мне угрюмо брела пара бомжеватых субъектов.
И вдруг мое шестое чувство взбунтовалось. Сдавило обручем ощущение какой-то недоделанности и недосказанности в окружающем мире.
У третьего подъезда, опершись о лавочку, рядом с объемистой кожаной сумкой стояла девушка — миловидная, в длинном синем плаще. На глазах ее выступили слезы.
— Молодой человек, — с мольбой произнесла она, когда я приблизился. — Не поможете донести?
— Силы не рассчитали?
— Тяжелая. Все мои вещи… От молодого человека переезжаю домой.
— Не сошлись характерами?
— Да такой козел оказался.
Я взял сумку. Она оказалась не такой и тяжелой. Поднял ее.
И ударил девушку ногой по голени — сильно, чтобы отрубить наверняка…
Глава 14. Одиночное плаванье
Отношения человека и времени — вещь малоизученная и сакральная. Человеку дано играть со временем. Он может его растягивать, а может и упаковывать часы в секунды. Он может убивать его, а может наслаждаться каждым мигом. Ученые утверждают, что дело в каких-то нейрохимических реакциях. Это чушь! Просто наш чистый разум может выкручивать время по своему разумению. Если, конечно, умеет это делать.
Я умел.
В секунды опасности мгновения начинали растягиваться. И сознание работало четко — как компьютер. Если бы не это, меня давно не было бы на свете. Меня пристрелили бы душманы в Таджикистане. Или наши продавшиеся коллеги. Или террористы в Москве и на Кавказе.
А я жив до сих пор.
Потому что время — мой союзник. И опасность превращает меня в боевую машину времени.
Девушка вскрикнула и осела на асфальт, схватившись за ногу. А потом взвыла дико, как раненый зверь.
Сиреной тебе работать. Перепонки Одиссею и его спутникам плющить.
Рядом с ней лежал электрошокер. Им она хотела угостить меня, когда я собрался нести ее сумку.
Шокер — отличная полицейская штучка. Отрубает гарантированно мужиков в сто пятьдесят кило весом. И никаких рукопашных боев, заламывания рук. С прибором легко справится и ребенок. Или девушка.
Не по-джентльменски отключив даму и выведя ее из игры, я огляделся, разом срисовывая картинку.
Бесполезные бомжи вдруг необычно целеустремленно рванули вперед. Один выдернул руку из-за пазухи. Что у него там? Что-то огнестрельное.
С другой стороны двора начал движение темно-зеленый «Джип Гранд Чероки» с затемненными стеклами.
Черт, это же засада!
Я бросился сломя голову вперед, через двор, закинув свою сумку за спину — ее нельзя потерять, в ней тетрадь.
На ходу я выдернул из-под мышки пистолет. Вот ты и пригодился, родной мой «макарыч». Выручай!
На бегу обернулся и выстрелил.
В ответ прозвучала длинная очередь. Я пригнулся, непроизвольно втягивая голову в плечи, и рванул с удвоенным усилием зигзагами.
По звуку, кажется, «Скорпион» работает — малогабаритная чешская полицейская игрушка.
На хате здесь живу я недолго, но имею привычку дотошно изучать все ходы и проходы. Ну что, начинаем очередной забег от смерти.
Виляю в сторону. Пули барабанят по трансформаторной будке, за которой я скрываюсь.
Я забираю вправо. Вот он, дощатый забор, впритык подошедший к моему двору. Перемахиваю с ходу через него.
Снова грохот выстрелов. Пули вспарывают доски. В шею мне впивается щепка.
Блин, чуть не попали.
Слышу звук мотора. Это джип рвется вперед, чтобы с той стороны встретить — там, где въезд на стройплощадку.
Заливисто лает пристегнутая к цепи псина. Что-то орет сторож, обороняющий законсервированную стройку, — таких в Москве теперь много.
Я кидаюсь не к выходу со стройки, а к наполовину достроенному корпусу. Заскакиваю в подъезд. Чуть не спотыкаюсь о ванную для цемента, обегаю груду кирпичей. Поднимаюсь по лестнице, заваленной строительным мусором.
Проем окна — прыгаю в него. Под окном как раз гора песка, поэтому приземляюсь мягко. Перепрыгиваю через траншеи и наваленные плиты.
Опять забор, на этот раз бетонный. Переваливаюсь через него, как в армии учат на полосе препятствий. Оказываюсь в заросшем деревьями и кустами заброшенном дворике со стоящими буквой «Г» дощатыми сараями.
Вперед. Дальше идет улочка. За ней переплетения дворов — только меня там и видели…
Через четверть часа, сидя в трясущемся по московской окраине троллейбусе, я, наконец, смог резюмировать — выбрался. В который раз!
А ведь меня почти что взяли.