Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Вообще в книгах, изданных в России в первые годы правления Александра, авторы в подавляющем большинстве выказывают восхищение Бонапартом. В брошюре «Анекдоты и характеристические черты из жизни Бонапарте», вышедшей в 1803 г., можно найти такой портрет первого консула: «В наружности своей с первого взгляда имеет Б. нечто мрачное и холодное; но нужно только пробыть вблизи его несколько минут, чтобы увидеть в нем после некоторую тихость и приятность. В чертах лица его изображается особливая кротость, и взор его есть красноречивое доказательство человеколюбивого и тихого характера… Он всякому, кто с ним говорит, смотрит в глаза прямо и спокойно, ожидая, что он ему скажет. Большие голубые глаза его, блистающие кротким небесным огнем, кажется, говорят всякому: приблизься и полюби друга человеков!»[157]

Совершенно особое место в русской публицистике этого периода занимает журнал «Вестник Европы», который с 1802 по 1803 г. включительно издавался знаменитым русским историком и литератором Н. М. Карамзиным. «Любовь к Бонапарте дошла до высочайшей степени, – пишет Карамзин в первом номере журнала. – Со всех сторон пишут к нему благодарственные письма, в которых называют его “спасителем Республики”, “первым Героем всех веков”, “единственным” и проч. и проч. Он, конечно, заслуживает признательность французов и почтение всех людей, умеющих ценить чрезвычайные действия геройства и разума. Его внешняя политика и внутреннее правление достойны удивления не менее Маренгской победы. Франция, осыпанная дарами щедрой природы, земля столь многолюдная и богатая промышленностью своих жителей, конечно, скоро загладит бедственные следы Революции, наслаждаясь тишиной под эгидой деятельного и благоразумного правления, которое печется о мудрой системе гражданских законов, о воспитании, об успехе наук, художестве и торговле, следственно о важнейших частях государственного благополучия»[158].

«Всякой портрет и бюст сего редкого человека должны быть похожи; но никакое изображение не представит его совершенно, – писал Карамзин о внешнем облике Бонапарта. – Можно ли кистью или резцом изобразить огонь глаз и какую-то неизъяснимую любезность рта его? В приеме и в обхождении он чрезвычайно холоден и даже застенчив; на всякого человека, ему представляемого, устремляет быстрый взор – потупляет глаза в землю и редко взглядывает в другой раз; слушает с великим вниманием и всего более удивляет тем французов…»[159]

А вот как выдающийся русский литератор оценивал внешнюю политику первого консула: «Бонапарте дал французам имя великой нации, которым они теперь более всего гордятся, и которое для других народов не так страшно, как их прежние Якобинские титулы… Бонапарте сделал Этрурию Королевством, и если бы Король Сардинский был учтивее против Консула, то он давно бы уже царствовал в Турине. Бонапарте после Маренгского сражения объявил ему, на каких условиях может возвратить ему Пьемонт; но Король не хотел тогда отвечать решительно, под ничтожным предлогом, что с ним не было Министра его Ст. Марсана[160]. Самая Швейцарская Олигархия, которая всячески оскорбляла французскую Республику, удостоилась великодушного прощения. Гишпанский Король радуется дружбою своею с Наполеоном»[161].

Не исключено, что подобные речи и сочинения не беспокоили меланхоличного императора Австрии Франца II или ограниченного, полностью находящегося под властью своей жены прусского короля Вильгельма III, но самовлюбленного, завистливого и злопамятного царя они, в конечном итоге, судя по всему, не на шутку разозлили. С первых месяцев его царствования в его речах, бумагах и действиях с очевидностью проступает раздражение, переросшее затем в злобу, в конечном итоге ставшую непримиримой ненавистью к тому, кто был слишком популярен и знаменит.