Битва у Варяжских столпов

Когда понятие варяг потеряло свою племенную принадлежность и превратилось в обобщенное название заморских европейцев, оно также не требовало особых пояснений. Первые пояснения, кто же были варяги в момент их призвания, появляются на Руси уже в конце завершения летописной традиции, когда термин забылся уже настолько, что потребовалось специально его объяснять отечественному читателю. Рассказывая о призвании варяжских князей, автор рукописного Хронографа Е.В. Барсова сообщает: «И отъ техъ местъ прозвашася русь и словетъ и доныне роусь. Ведомо же боуди яко ноугородцы отъ роду варяжского, варязи бо прежде быша словяне»^{124}. Как видим, данный автор особо подчеркнул, что варяги прежде были славяне, чтобы отличать их от варягов, известных на Руси в его время. Совершенно независимо от Хронографа об этом же говорит и украинский Синопсис 1674 г.: «Понеже Варяги надъ моремъ Балтійскимъ, еже отъ многихъ нарицается Варяжеское, селенія своя имуще, языка Славенска бяху, и зело мужественны и храбры. И тако по совету Гостомыслову сбыстся. Пріидоша на прошеніе Россовъ Князіе Варязстіи, отъ Немецъ три родные братія… в землю Русскую…»^{125} В данном случае варяжские князья выводятся «отъ Немецъ», как неоднокретно говорилось об этом событии в поздних русских летописях. Обусловлено это было тем, что западнославянские земли были захвачены немцами, а местное славянское население подверглось истреблению или онемечиванию. Соответственно с этим менялось указание на местоположение родины варяжских князей в отечественной традиции. Как видим, два автора допетровской Руси совершенно независимо друг от друга утверждают славянскую принадлежность варягов.

Возникает закономерный вопрос: есть ли следы представлений о том, что варяги — это западные славяне в более древней летописной традиции? Несмотря на то что это понятие уже с XI в. утратило свою племенную конкретику и превратилось в собирательное, отдельные следы этого имеются. Рассказывая о встрече киевского великого князя Изяслава Мстиславича со своим братом Ростиславом в Смоленске в 1148 г., летописец отмечает, что братья обменялись дарами, причем «Ростиславъ да дары Изяславоу что от верьхнихъ земль. и от Варягъ»^{126}. Верхними землями эта же летопись годом ранее называет Смоленск и Новгород, «верхние» по отношению к Южной Руси. Что же касается варягов в данной статье, то на основании детального анализа международной обстановки в тот период В.В. Фомин убедительно показал, что ими могли быть только южнобалтийские славяне, а не немцы, готландцы, датчане или шведы^{127}. В статье, посвященной событиям 1296 г., в Ермолаевском списке Ипатьевской летописи отмечается, что польский король Пшемысл II был убит за смерть своей жены Лукерий, которая «бо бе рода князей Сербскихъ зъ Кашубъ, от Поморія Варязскаго, отъ Стараго града за Кгданскомъ»^{128}. Чтобы избавить себя от необходимости хоть как-то объяснять последнее известие, норманисты В.Я. Петрухин и Е.В. Каменецкая объявили его мистификацией, в использовании которой они обвинили своих оппонентов^{129}. В том, что данное место действительно есть во втором томе Полного собрания русских летописей, может убедиться любой читатель, и в этом случае норманисты или не дочитали до конца летопись, или сознательно вводят людей в заблуждение. Таким образом, традиция восприятия варягов как славян в поздних памятниках отечественного летописания имела свое начало в более древних летописных текстах.