Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера

Офицеры 30-го корпуса вышли, не простившись с Сосабовским, но генерал Браунинг остался и пригласил его на обед в Неймегене. Это слегка рассеяло его угрюмость, и он согласился, в надежде, что сумеет убедить Браунинга изменить мнение Хоррокса. Но, когда он услышал от Браунинга, что в эту ночь лодок для переправы почти не осталось, взорвался и сказал все, что думает, о медлительности и некомпетентности 30-го корпуса. Позднее Дырда предупредил его, что это было неразумно. Браунинг и Хоррокс, старые друзья, держались бы вместе при любой критике британской армии. Сосабовский был зол и на лейтенанта Дырду, который, по его мнению, своей откровенностью перешел все границы дозволенного, и отказался с ним говорить. Но после войны он понял, что Дырда был прав. Он, Сосабовский, действительно играл на руку своим противникам.

Хоррокс, как уже упоминалось, находился в плохом физическом и психическом состоянии из-за своих серьезных ран и постоянно испытывал боль. Монтгомери не следовало возлагать на него столь серьезную ответственность. А Браунинг страдал от постоянной простуды, от которой никак не мог избавиться. У Сосабовского действительно был непростой характер, но это не оправдывало такого к нему отношения. Как признал Уркварт, было совершенно незачем наносить ему такое оскорбление – поставить его под командование молодого и неопытного бригадира. По всей видимости, Хоррокс, и Браунинг приложили руку к тому, чтобы убедить Монтгомери, будто польская парашютно-десантная бригада не хочет воевать.

За день до этого, вернувшись из Неймегена после встречи с генералом Браунингом, полковник Чарльз Маккензи сидел на южном берегу Недер-Рейна. «Я думал, что́ буду докладывать генералу, – писал он позже. – Я мог либо сказать, что, оценив ситуацию на обоих берегах реки, уверен, что переправа с южной стороны не будет успешной. Или я мог бы сказать, как приказали, что [30-й корпус] делает все возможное, чтобы переправиться, и мы должны держаться»[1192]. Спустя какое-то время «я решил сказать ему то, что [Хоррокс и Браунинг] сказали мне: они делают все возможное, и переправа состоится. Я чувствовал, что ему будет легче поддержать своих людей, если я так скажу». Вернувшись в штаб дивизии, Маккензи доложил обстановку Уркварту, тот не выказал никаких чувств.

Состояние отеля «Хартенстейн» было отчаянным. Некогда безупречная территория отеля напоминала «участок открытых горных разработок, одни окопы и воронки от бомб», а само здание выглядело словно «тронь и рухнет»[1193]. В медпункте дивизии было свыше тридцати раненых. Среди многочисленных жертв немецкого минометного обстрела в «Хартенстейне» были бригадир Хакетт и его старший писарь штаб-сержант Пирсон. Последний был оскорблен тем, что его бригадиру приходится есть руками, и пошел искать нож и вилку[1194]. Тогда его и ранило осколком снаряда. Он сумел добрести до медпункта в «Хартенстейне» и нашел там Хакетта, тяжело раненного в живот. Позднее обоих немцы эвакуировали на их же джипе как военнопленных в больницу Святой Елизаветы. У Хакетта было не меньше четырнадцати дырок в кишечнике. Бригадир Латбери, который уже был там пациентом, слышал, что шансов выжить у Хакетта было пятьдесят на пятьдесят[1195].

24 сентября в 09.00 полковник Уоррек отправился к генералу Уркварту. Он убедил его, что ему необходимо связаться со старшим офицером немецкой медслужбы, чтобы «организовать эвакуацию раненых в более безопасный район на контролируемой немцами территории», поскольку нет никакой возможности переправить их на другой берег реки. «Командир дивизии совершенно ясно дал понять, что ни при каких обстоятельствах противник не должен заподозрить, что это проявление слабости, и нужно четко понимать, что эта мера продиктована исключительно соображениями гуманности». В тот же день огонь на время прекратили – «очистить поле боя от раненых, чтобы обе стороны могли продолжить бой»[1196].

Полковник Уоррек, который мог спокойно передвигаться от «Хартенстейна» до «Схонорда» под флагом Красного Креста, подошел к немецкому врачу. Им оказался Эгон Скалка, старший офицер медслужбы дивизии СС «Гогенштауфен». Скалке, австрийцу из Каринтии, было всего двадцать девять лет. В прекрасно сидевшей на нем форме, с волнистыми волосами, он явно злоупотреблял одеколоном. Его холеные руки с золотым перстнем-печаткой СС указывали, что он не снисходил до операций. Уоррек попросил о встрече с командиром дивизии. Скалка согласился, и они вдвоем поехали на джипе под флагом Красного Креста к командному пункту дивизии «Гогенштауфен» на вилле «Хесельберг», на дороге на Апелдорн из Арнема. (Скалка впоследствии утверждал, что инициативу проявил именно он, а не Уоррек. Он сказал, что слышал о тяжелом положении раненых от Харцера, а тот узнал из перехваченных немцами радиограмм[1197]. По его словам, он въехал в периметр обороны, размахивая белым флагом, с пленным томми на переднем сиденье джипа[1198].)