Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945

Мы взяли каждый по лопате и начали работать. Люди молча наблюдали. Первым не выдержал маленький рыжеволосый кочегар – известный сквернослов. Его высказывание было абсолютно непечатным и посему не может быть приведено здесь дословно. Смысл его сводился к следующему: с ним (кочегаром) должно произойти нечто вовсе уж неестественное, прежде чем он позволит двум меднолобым донжуанам выполнять его работу. Спустя пять минут буря в стакане воды утихла, так и не разыгравшись, и погрузка угля пошла своим чередом.

В тот момент, когда я решил разобраться с неприятным инцидентом самостоятельно, я сделал еще один шаг к зрелости. Я почувствовал, что, если появится шанс, смогу командовать кораблем, потому что больше не испытывал страха перед людьми.

Хватало проблем и с одеждой. Люди пришли на войну, имея только форму и ничего теплого. В Скапа-Флоу нам ничем не могли помочь, во всяком случае в требуемых количествах. Моя мать в Лондоне решила организовать «поставку» бравым морякам носков и свитеров. Когда прибыла первая партия, оказалось, что эти весьма полезные вещи так плохо связаны, что пользоваться ими совершенно невозможно. Все носки оказались крошечного размера – у нормальных мужчин в них влезали разве что кончики пальцев, зато их длина превышала все мыслимые пределы и они нередко доходили до подмышек. В один свитер свободно помещались двое, а другой с превеликим трудом натягивал один, чувствуя себя в чем-то среднем между корсетом и смирительной рубашкой.

Тетки моей жены, коих у нее было великое множество, присылали нам очень неплохие вязаные вещи, но у них не было шерсти. Как-то раз вечером, когда мы стояли на якоре у ворот в Скапа-Флоу и откровенно маялись от безделья, я вытащил на палубу все бесполезные носки, свитера и жилетки и показал людям, как их распускать. 28 человек распустили 28 предметов одежды. Гора мотков шерсти быстро росла. «Тети» были обеспечены работой на месяцы вперед. Очень скоро начали ощущаться плоды столь удачно проведенного мною мероприятия. Из рук трудолюбивых тетушек в наш адрес устремился поток отлично связанных носков и свитеров. Команда «Лох-Туллы» неплохо утеплилась и даже получила возможность поделиться излишками с товарищами с других траулеров.

Конечно, жизнь на противолодочном траулере была не только бесконечной и беспросветной чередой патрулей и сражений с непогодой. В команде любого корабля всегда найдется человек, способный поднять настроение, как бы ни было тяжело, а у нас таких весельчаков было немало. Мы часто смеялись и много пели. У одного матроса нашлось банджо, у другого была губная гармошка, а уж голоса имелись у всех поголовно.

Мне было очень жаль нашего сигнальщика. Это был хороший парень из Лондонского дивизиона КВДР – в патрульной службе сигнальщиков не было. В мирное время он работал клерком в одном из лондонских офисов, а это значило, что каждое утро и каждый вечер он ездил на работу и домой общественным транспортом по ярко освещенным городским улицам. Первое же появление в Скапа ввергло его в состояние глубокой депрессии. Когда я поинтересовался его впечатлениями от базы, он с детской непосредственностью воскликнул:

– Это ужасно, сэр! Здесь же нет трамваев! И ни одного фонаря!

Он был в общем-то неплохим сигнальщиком, но продемонстрировал абсолютную неспособность отличить один корабль от другого. Даже несколько недель в море, в течение которых ему приходилось постоянно наблюдать за всяческими кораблями, то и дело снующими по проливу Пентленд-Ферт, ничего не изменили. Все серое и плавающее было судном, причем, вполне вероятно, именно тем, на которое ему следовало передать сигнал. Ему только нужно было увидеть ответную вспышку света в конце каждого слова, и он чувствовал себя совершенно счастливым, испытывая законную гордость человека, исполнившего свой долг.

Как-то раз, когда группу отозвали с патрульной линии, чтобы прочесать район, где была замечена немецкая подводная лодка, я велел ему передать на «Бронте» сигнал следующего содержания: «Вам следует занять более удобную позицию». В это время я был очень занят, намечая на карте схему поиска, и не сразу осознал, что мой сигнальщик передает команду кому-то, находящемуся по правому борту от нас, в то время как «Бронте» определенно находился слева. Подняв голову, я с ужасом убедился, что мой сигнал передан на крейсер класса «Таун», быстро приближающийся справа.

– Ну и на какой ответ вы рассчитывали? – полюбопытствовал я.

– А я получил ответ, – признался бесхитростный юноша. – Они просемафорили, что наш сигнал непонятен.

В подобных обстоятельствах это было еще мягко сказано. Пришлось срочно «отрабатывать назад». «Извините, ошибка при идентификации. Мой сигнальщик не может отличить клотик от елки».

В другой раз во время патрулирования в районе Хой-Саунд в густом тумане мы заметили эсминец.

– Быстро, – велел я сигнальщику, – передавайте: «Вы можете сказать, где я?»