На путях отступления гитлеровской армии столбы и деревья увешаны были трупами солдат, казненных якобы за трусость в бою, за самовольный отход с позиций. Я употребил слово «якобы» потому, что, по моим впечатлениям, немецкие солдаты дрались в этой обстановке упорно. Не Гитлер или Кейтель и Йодль, а именно они оставались в эти дни почти единственной реальной силой, оттягивающей на считанные дни и часы наступление неизбежного исхода.
Вешая своих солдат, фашистская верхушка стремилась хоть как-нибудь отдалить собственный конец. Я говорю в самом прямом смысле – о физической смерти. Потому что моральная ее смерть уже давно наступила.
Что же сказать обо всем этом? Только то, что это было достаточно подло и достаточно безрассудно.
Непосредственно в самом Берлине оказалась окруженной довольно большая группировка немецко-фашистских войск численностью не менее двухсот тысяч человек. Она состояла из остатков шести дивизий 9-й армии, одной охранной бригады СС, многочисленных полицейских подразделений, десяти артиллерийских дивизионов, бригады штурмовых орудий, трех танковых истребительных бригад, шести противотанковых дивизионов, одной зенитной дивизии, остатков еще двух зенитных дивизий и нескольких десятков батальонов фольксштурма. К тому же группировка каждый день боев в большей или меньшей мере пополнялась за счет населения.
Все население Берлина, которое можно было поднять на борьбу против наших наступающих войск, было поднято. В оружии оно недостатка не испытывало. Кроме того, гражданское население использовалось на оборонительных работах, а также в качестве подносчиков боеприпасов, санитаров и даже разведчиков.
Говоря о людях, сражавшихся с нами на улицах Берлина в гражданской одежде, следует отметить явление, характерное для самых последних дней войны и периода капитуляции: часть солдат и офицеров немецко-фашистской армии, стремясь избежать плена, переодевалась в гражданское и смешивалась с местным населением.
А в общем – в этом случае я опираюсь на данные органов разведки 1-го Белорусского фронта – цифра участников обороны Берлина в двести тысяч человек, думаю, но совсем точна. Вероятнее всего, она не выше, а ниже действительной.
25 апреля в Берлине шли ожесточенные бои. К исходу дня армия Чуйкова уже сражалась в юго-восточных кварталах центральной части Берлина, а в районе Мариендорфа соединилась своим левым флангом с армией Рыбалко. Рыбалко, усиленный тремя дивизиями армии Лучинского, очистил от противника юго-западные пригороды Берлина и теперь вел бои за пригород Шмаргендорф, наступая навстречу 2-й гвардейской танковой армии генерала Богданова. Лелюшенко продолжал воевать за Потсдам и Бранденбург.
Коротко хочу сказать о сложностях, которые возникли – и, добавлю, не могли не возникнуть – на этом этапе Берлинской операции в нашем взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом. Чем дальше продвигались войска обоих фронтов к центру Берлина, тем больше возникало трудностей, особенно в применении и нацеливании авиации.
Во время уличной борьбы в городе вообще очень сложно ориентировать точные удары авиации именно по тем объектам, которые в данный момент должны подвергнуться атаке. Все в развалинах, все окутано пламенем, дымом, пылью. Сверху вообще трудно разобрать, где что.
По докладам Рыбалко я понял, что были отдельные случаи, когда он нес потери от ударов нашей авиации. Нелегко оказалось отличить, авиация какого именно фронта бьет по своим в сутолоке уличных боев.
А если на фронте вследствие тех или иных оплошностей вдруг ударяют по своим, да еще наносят потери – это всегда воспринимается крайне остро и драматически. Особенно остро это воспринималось во время боев за Берлин, тем более что донесения такого рода в течение всего дня 25 апреля шли одно за другим, и, очевидно, не только ко мне, но и к Жукову.
Командующие обоих фронтов обратились в Ставку Верховного Главнокомандования с тем, чтобы внести ясность в вопросы, связанные с дальнейшей организацией взаимодействия войск, воюющих в Берлине, и исключить никому не нужные споры.
В результате директивой Ставки была установлена новая разграничительная линия, проходившая через Миттенвальде, Мариендорф, Темпельхоф, Потсдамский вокзал. Все эти пункты, как выражаются в военных документах, – включительно для 1-го Украинского фронта.
Это было вечером. К моменту установления разграничительной линии целый корпус Рыбалко и корпус Батицкого оказались далеко за ее пределами, в полосе, которая теперь стала полосой 1-го Белорусского фронта. Предстояло вывести их из центра Берлина за разграничительную линию. Но легко сказать, а каково сделать. Каждый, кто воевал, поймет, как психологически трудно было Павлу Семеновичу выводить своих танкистов за установленную линию.
И в самом деле: они первыми вошли в прорыв, первыми повернули к Берлину, захватили Цоссен, форсировали Тельтов-канал, с окраин Берлина после жесточайших и кровопролитных боев прорвались к его центру и вдруг в разгаре последней битвы получили приказ сдать свой участок соседу. Легко ли пережить это?