Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

Вслед за тем я вызвал к телефону начальника штаба армии генерала В.А. Белявского и приказал обеспечить меня надежной связью. Затем доложил обо всем по телефону командующему фронтом [Жукову] и вместе с генералами Пожарским и Вайнрубом выехал на свой командный пункт».

Вместе с Чуйковым прибытия немецких парламентеров с нетерпением ожидали и несколько штатских – писатель Всеволод Вишневский, поэт Евгений Долматовский и композитор Матвей Блантер. Чуйков свидетельствует:

«Каждый думал, пытался оценить назревающие события. Все беспощадно курили, часто выходили в зал с черными колоннами, чтобы отсчитывать шагами секунды непомерно длинных минут.

Вот уже три часа утра… Три с половиной… Забрезжил рассвет. Наступило утро Первого мая… В Берлине мрачно, а там, на Родине, в ее восточных районах, уже начались первомайские демонстрации. Отстает время в Средней Европе от нашего – солнце восходит с востока! Там, в Сибири, на Урале, в Москве, люди уже проснулись и ждут сообщений о том, что происходит сейчас на фронте, в Берлине.

Наконец в 3 часа 55 минут дверь открылась, и в комнату вошел немецкий генерал с орденом Железного креста на шее (Рыцарский крест Железного креста. – Ред.) и фашистской свастикой на рукаве [?].

Присматриваюсь к нему. Среднего роста, плотный, с бритой головой, на лице шрамы. Правой рукой делает жест приветствия по-своему, по-фашистски; левой подает мне свой документ – солдатскую книжку. Это начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. С ним вместе вошли начальник штаба LVI танкового корпуса полковник Генерального штаба фон Дуфвинг и переводчик. Кребс не стал ожидать вопросов.

– Буду говорить особо секретно, – заявил он. – Вы первый иностранец, которому я сообщаю, что тридцатого апреля Гитлер добровольно ушел от нас, покончив жизнь самоубийством.

Произнеся эту фразу, Кребс сделал паузу, точно проверяя, какое воздействие произвело на нас это сообщение. Он, по-видимому, ожидал, что все мы набросимся на него с вопросами, проявим жгучий интерес к этой сенсации. А я не торопясь, спокойно сказал:

– Мы это знаем!

Затем, помолчав, попросил Кребса уточнить: когда это произошло.

Кребс заметно смутился. Он никак не ожидал, что его сенсационное заявление окажется холостым выстрелом.

– Это произошло в пятнадцать часов сегодня, – ответил он. И, заметив, что я смотрю на часы, поправился и уточнил: – Вчера, тридцатого апреля, около пятнадцати часов.

Затем Кребс зачитал обращение Геббельса к советскому Верховному командованию, в котором говорилось:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем:

Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 30 минут самовольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери.

Геббельс».

Кребс вручил мне еще два документа: о его полномочиях на ведение переговоров с русским Верховным командованием [бланк начальника имперской канцелярии с печатью подписан Борманом 30 апреля 1945 года] и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и Верховного командования вооруженных сил Германии [этот документ подписан Гитлером и свидетелями; на нем пометка – 4 часа 00 минут 29 апреля 1945 года].

Кребс как бы хотел прикрыться этими документами от вопросов, которых, разумеется, ожидал. Он чувствовал неловкость и трудность дипломата, пришедшего не просто представлять одну сторону другой, но и просить «пардона». Конечно, ему хотелось осторожно прощупать нас, узнать, нельзя ли чего выторговать, играя на наших чувствах обоснованного недоверия к союзникам по антигитлеровской коалиции, которые так долго тянули с открытием второго фронта. В то же время ему, закоренелому нацисту, не так-то легко было признать себя побежденным. Ведь он принимал личное участие в походе на Восток».

Чуйков решает отложить в сторону все остальные вопросы и тем самым заставляет Кребса сразу перейти к делу, ради которого он пришел:

«– В этих документах речь идет о Берлине или обо всей Германии? – спросил я Кребса.

– Я уполномочен Геббельсом говорить от имени всей германской армии, – последовал ответ.

Соединился по телефону с маршалом Жуковым, доложил, что Кребс уполномочен временно прекратить военные действия.

Жуков спрашивает Кребса, идет ли речь о капитуляции.

– Есть другие возможности прекратить войну, – ответил Кребс. – Для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во главе с Дёницем, которое решит вопрос путем переговоров с советским правительством.

– Какое может быть правительство, если ваш фюрер покончил жизнь самоубийством, тем самым признал несостоятельность возглавляемого им режима. После него, наверное, остался кто-то из заместителей, который вправе решать – быть или не быть дальнейшему кровопролитию. Кто сейчас замещает Гитлера?