Битва за Бога. История фундаментализма

Сваггерт принадлежал к пятидесятникам. На заре своего развития пятидесятничество выступало прямой противоположностью фундаментализма, пытаясь дать слово непогрешимой божественной истине, а разум отодвинуть на второй план. Оно не считалось с риском неподготовленного вторжения в область бессознательного и с опасностями, которыми чреват отказ от разума. Однако раннее пятидесятничество, надо отдать ему должное, отличалось всеохватностью и стремлением преодолевать расовые и классовые барьеры. Сваггерт же проповедовал религию ненависти. Он прославился своими яростными нападками на гомосексуалистов – этот поток сквернословия с головой выдавал его собственные глубоко запрятанные сексуальные отклонения. Кроме того, он поносил других священников и конкурентов-телепроповедников, а также присоединился к «Моральному большинству» в его крестовом походе под знаменем критиканства. Ломая ограничения, накладываемые разумом и требованиями милосердия, Сваггерт пришел к не менее саморазрушительной и нигилистической религиозности, чем некоторые из рассмотренных нами направлений фундаментализма.

Американского журналиста Лоуренса Райта покорили эмоциональные проповеди Сваггерта. Он чувствовал, что Сваггерт бунтует против оков рационального модерна, его «вызывающая эмоциональность» даже отдаленно не напоминала «сухие заумные выкладки», которыми пичкали Райта в церкви во времена его детства. Он обнаружил, насколько упоительно «экстатическое отречение от собственной зашоренности, критиканства и нелепости»[928], и то же самое, вероятно, испытывали остальные поклонники Сваггерта, приходящие в экстаз от его сногсшибательных проповедей. «Он погружался все глубже и глубже в подсознание, уходя от разума и осознанных смыслов в бурю эмоций, зарытые глубоко в душе страхи и безымянные желания, бурлящие в темной глубине. Его голос повышался и дрожал, слова путались, но он, спотыкаясь, продирался дальше, к ускользающей кровоточащей нервной струне, струне дерзости и жажды. Он знал, где она. Смотреть на него было одновременно страшно и соблазнительно, потому что за этой струной скрыта вера. Жажда любви и спасения – когда он наконец касался этой струны, слезы лились градом, зрители вскакивали с мест, воздевая руки, смеясь, рыдая, славя Господа, говоря на иных языках и дрожа от боли и наслаждения, которые дарила эта захватывающая публичная демонстрация потаенного»[929]. Лучшие представители премодернистской духовности, такие как Иоанн Крестный, Ицхак Лурия или мулла Садра, избегали подобных эмоциональных эксцессов, утверждая, что они не имеют отношения к религии. Их путешествие в глубь себя было спокойным, дисциплинированным, а в попутчики выбирался разум. Посвящения в каббалу удостаивался только человек, перешагнувший по крайней мере сорокалетний рубеж, женатый, достигший сексуального равновесия. Мир модерна, забывший о более интуитивных путях постижения истины, практически полностью утратил это мистическое знание. Успех Сваггерта доказывает, что в нашем сверхрационализированном мире человек жаждет экстаза, однако погоня за ним может расшатать психику. Неистовство Сваггерта, скорее всего, было выражением не духовности, а неудовлетворенных сексуальных потребностей, которые толкали его в том числе на «публичную демонстрацию потаенного» в мотеле Батон-Ружа.