Битва за космос

Через тридцать минут таких разговоров, – а подобное здесь случалось нередко, – жене начинает казаться, что телефон уже больше не находится на столе или на стене в кухне. Он разрывается прямо у нее в солнечном сплетении. Но все же несравненно хуже было бы прямо сейчас услышать звонок в дверь. Негласные правила здесь соблюдаются очень строго. Последнюю страшную новость не должна сообщать женщина, и уж тем более по телефону. Нет, именно мужчина должен сказать это, когда придет время; мужчина, наделенный определенной официальной или моральной властью, – священник или товарищ погибшего. Более того, он должен сообщить новость лично. Этот человек подойдет к двери, позвонит и будет стоять неподвижно, как столб. Плохие новости он держит замороженными, словно рыбу. Поэтому все телефонные звонки жен были лишь яростным и зловещим хлопаньем крыльев ангелов смерти. Когда придет время для последней новости, раздастся звонок в дверь – жена в такой ситуации смотрит на дверь широко раскрытыми глазами, словно бы это не ее дверь, – а за ней будет стоять человек… который пришел сообщить женщине, что, к несчастью, что-то случилось и сожженное тело ее мужа лежит сейчас в болоте, среди сосен или карликовых пальм, «обгоревшее до неузнаваемости». Каждый, кто прожил на авиабазе достаточно долго (Джейн к таким, увы, не относилась), понимал, что выражение «обгоревшее до неузнаваемости» было довольно искусным эвфемизмом для описания человеческого тела, которое теперь напоминает огромную тушу домашней птицы, сгоревшую в духовке: темно-коричневую, лоснящуюся, покрытую волдырями. Причем сгорели не только лицо, волосы и уши (не говоря уже об одежде), но и кисти и ступни; а то, что осталось от рук и ног, невозможно разогнуть и имеет такой же темно-коричневый блестящий цвет, как и все остальное. И этот муж, отец, офицер, джентльмен, эта отрада глаз матери, каких-то двадцать лет назад бывший Его Величеством Младенцем, – превратился в обуглившуюся массу с торчащими обрубками рук и ног. «Мой собственный муж – неужели они говорят о нем?» Джейн не раз слышала, как молодые люди – и Пит в их числе – рассказывали о других молодых людях, которые «получили», «попали в штопор» или «треснули», но всякий раз речь шла о ком-то постороннем, не из их эскадрильи. И каждый раз в разговоре об этом летчики употребляли этакие веселые жаргонные словечки, словно говорили о спорте. Что-то вроде: «Он промазал мимо второй базы». И все! Ни слова: ни в печати, ни в разговоре – даже на этом их жаргоне! – об обгоревшем теле юноши, которое в мгновение ока покинула душа. Теперь можно забыть обо всех улыбках, жестах, настроениях, заботах, смехе, хитростях, сомнениях, нежности и любящих взглядах – любовь моя! – а коттедж в лесу охвачен ужасом, – и молодая женщина, сжигаемая нервной горячкой, ожидает подтверждения того, что сегодня она стала вдовой.

После следующей серии звонков вероятность того, что именно с Питом что-то случилось, значительно возросла В эскадрилье было всего двадцать человек, и… над девятью или десятью из них могли уже хлопать крыльями ангелы смерти. Зная, что о несчастном случае сообщат не сразу, те мужья, которым удалось найти телефон, звонили домой, чтобы сказать: это случилось не со мной. И от таких сообщений напряжение, конечно, возрастало. Телефон Джейн зазвонил еще раз, и одна из жен сообщила: – Нэнси только что звонила мне от Джека. Он в эскадрилье, говорит, там что-то случилось, но не знает, что именно. Он видел, как Фрэнк Д. и Грэг взлетали минут десять назад, так что с ними все в порядке. А ты ничего не слышала?

Но Джейн не слышала ничего, кроме того, что другие мужья (а не ее!) были живы и здоровы. И вот в солнечный день, во Флориде, неподалеку от военно-морской базы Джексонвилл, в маленьком белом коттедже – просто дом мечты! – еще одна красивая молодая женщина была готова узнать о quid pro quo, [2]характерном для рода занятий ее мужа, о путанице (если так можно сказать), о подпунктах контракта, написанных невидимыми чернилами. Отчетливо, как если бы она держала перед собой документ, Джейн понимала теперь, что только о двух членах эскадрильи ничего не известно. Одним из них был пилот Бад Дженнингс, другим – Пит. Джейн сняла трубку и сделала то, что в таких случаях крайне не поощрялось. Она позвонила в штаб эскадрильи. Ей ответил дежурный офицер.

– Я хочу поговорить с лейтенантом Конрадом, – сказала Джейн. – Это миссис Конрад.

– Прошу прощения, – ответил дежурный офицер, и его голос дрогнул. – Прошу прощения… Я… – Дежурный не мог подобрать слов! Он был готов расплакаться! – Я хочу сказать… Лейтенант Конрад не может подойти к телефону!

«Он не может подойти к телефону!»

– Это очень важно! – настаивала Джейн.

– Прошу прощения, но это невозможно. – Дежурный офицер с трудом подбирал слова, подавляя всхлипывания. Всхлипывания! – Он не может подойти к телефону.

– А почему? Где мой муж?

– Прошу прощения… – Снова глубокий вздох и тяжелое дыхание. – Я не могу вам сказать. Я… Мне очень жаль, но придется повесить трубку!