Это случилось в августе 1955 года и вызвало не очень много шума в прессе, а сейчас вообще уже никто не помнил, что все эти вещи происходили при пилотируемых ракетных полетах. Большой двигатель уже был на подходе, и если бы сотрудники НАСА поделились деньгами, персоналом и вниманием с проектами «Х-15» и «Х-20», то у Соединенных Штатов в достаточно короткий срок вполне мог бы появиться орбитальный космический корабль. Именно корабль, то есть машина с пилотом внутри, который своими руками поднимал бы ее в воздух, а потом сажал на крышу мира – в Эдвардсе. Дело было не только в том, что приводнение в капсуле «Меркурия» с парашютом казалось пилотам Эдвардса примитивным и унизительным. Оно еще и представляло большую опасность. Малейшая ошибка в траектории или расчете времени – и капсула упадет в сотнях миль от цели. А любой, кто летал на самолете-разведчике, знал, как трудно заметить небольшой объект в открытом море, особенно в плохую погоду.
Многие были убеждены, что в подготовке к космическому полету пилоты Х-15 примерно на год опережают астронавтов. Программа проекта «Меркурий» позаимствовала очень многое из учебной программы «Х-15», за исключением полетов. Полет на Х-15 обходился очень дорого – примерно в сто тысяч долларов, включая оплату труда обслуживающего персонала, – и поэтому не было смысла использовать для тренировочных полетов собственно Х-15. С помощью последнего технологического достижения – компьютера – в НАСА построили первый полномасштабный летный тренажер. Его реалистичность была просто сверхъестественной. Конечно, нельзя было воспроизвести повышение давления при космическом полете – и так родилась идея использовать центрифугу в Джонсвилле.
Над плечом центрифуги находился балкон, который называли «Тронный зал», потому что на нем располагался ряд зеленых пластиковых кресел с высокими спинками. Каждое из них было сделано по спецзаказу и повторяло контуры тела того или иного пилота. И на каждом кресле было написано имя: «А. Кроссфилд» (первое имя Кроссфилда было Альберт), «Дж. Уокер», «Р. Уайт», «Р. Рашуорт», «Ф. Петерсен», «Н. Армстронг» и так далее. Выстроенные в ряд, они напоминали царские мумии; позже к ним присоединились кресла с надписями «Дж. Гленн», «А. Шепард», «У. Ширра» – и с именами остальных четверых. Астронавты занимались на центрифуге, которая изначально была разработана для Уокера и других пилотов Х-15. Тренажер астронавтов представлял собою модифицированную версию тренажера Х-15. В H АС А даже наспех построили тренажер инерционного воздействия – устройство, которое вращало астронавта по трем осям (раскачивания, вращения и рыскания) одновременно; но тренировки на нем были столь опасным делом, что данное изобретение использовалось нечасто. Джо Уокер и его товарищи летали таким образом в реальности, на большой высоте… И где же настоящие пилоты совершали параболические полеты в F– 100F, чтобы испытать состояние невесомости? Конечно, в Эдвардсе. Первым такой полет совершил Чак Йегер, а затем – Кроссфилд. А семеро астронавтов совершали параболические полеты на заднем сиденье, за спинами пилотов Эдвардса.
В большинстве своем участники проекта Х-15 трезво оценивали ситуацию. С технической точки зрения ничто не мешало тому, чтобы за Х-15 последовали Х-15В, Х-20 или еще какой-нибудь аэродинамический космический корабль. Но с политической точки зрения после октября 1957 года, когда был запущен «Спутник-1», шансы на это становились весьма незначительными. Политикам, участвующим в космической гонке, требовался небольшой пилотируемый космический корабль, который удалось бы запустить как можно скорее, используя уже имеющиеся ракетные двигатели. А братья из Эдвардса знали: совершенно бесполезно пытаться заставить политиков не лезть не в свое дело.
В середине 1960 года политическая обстановка начала меняться. Первые признаки появились в мае, когда Уокер и Уайт начали испытывать Х-15 с малым двигателем. Но перемены были вызваны совершенно иными причинами.