Битва за Крым 1941–1944 гг.

Все это было действительно так, но только отчасти. На самом деле этот процесс был взаимонаправленным. То есть немцы, не без пользы для себя, активно использовали это «религиозное возрождение» в среде крымских татар. Из доклада народного комиссара внутренних дел Крымской АССР Г.Т. Каранадзе известно, что открытие мечетей и прочие религиозные послабления были одним из «хитрых приемов» оккупантов, направленных на завоевание доверия и лояльности крымских татар[1441]. Более того, во всех своих ранних приказах генерал-полковник Эрих фон Манштейн обязывал своих подчиненных уважать религиозные обычаи именно «крымских татар и мусульман». Не является секретом и то, что делал он это с целью заполучить как можно больше добровольцев в отряды самообороны[1442]. Наибольшее же значение исламский фактор приобрел для немцев тогда, когда вербовка крымско-татарских добровольцев приобрела более организованный и систематический характер.

Например, в организации и подготовке крымско-татарских рот самообороны существенная роль отводилась религиозному воспитанию их личного состава, которое должно было осуществляться путем тесного сотрудничества германских оккупационных властей и мусульманского духовенства[1443]. Следует сказать, что многие представители последнего одобряли набор крымских татар в германские вооруженные силы. Так, на заседании Симферопольского мусульманского комитета 3 января 1942 года, посвященном вербовке добровольцев в Вермахт и полицию, присутствовал «главный мулла городской мусульманской общины». В ходе заседания он взял слово и заявил, что «его религия и верования требуют принять участие в священной борьбе совместно с немцами, ибо окончательная победа для них (татар) не только означает уничтожение советского господства, но снова дает возможность следовать их религиозным и моральным обычаям». В конце заседания, после того как все основные договоренности были достигнуты, этот мулла попросил «освятить» их молебном по обычаю крымских татар. По свидетельству СС-оберфюрера Отто Олендорфа, «татары встали, покрыли свои головы и, повторяя за муллой, произнесли три молитвы: 1-ю – за достижение быстрой победы, общих целей и долгую жизнь фюрера Адольфа Гитлера; 2-ю – за немецкий народ и его доблестную армию; и 3-ю – за погибших в боях солдат Вермахта». Этот молебен означал начало «борьбы против неверных»[1444].

В январе 1942 года, после начала кампании по набору добровольцев, многие муллы работали членами мусульманских комитетов и в созданных при них вербовочных комиссиях. Их главной задачей была подготовка общественного мнения, с целью привлечения наибольшего количества добровольцев[1445].

После оккупации Крыма и создания мусульманских комитетов крымско-татарские националисты стали поднимать перед оккупационными властями вопрос о выборах крымского муфтия. Здесь следует сказать, что они преследовали не только цели централизации духовной жизни мусульманского населения Крыма. В воссозданном Муфтияте лидеры национального движения надеялись обрести некий центральный орган, который не получилось сделать из Симферопольского комитета. И, надо сказать, что на этот раз (и в силу целого ряда причин) их деятельность могла вполне увенчаться успехом.

Дело в том, что националисты на территории Крыма не были одиноки в своих усилиях и имели много союзников. Во-первых, в германских военно-политических кругах. Один из них – сотрудник Восточного министерства Герхард фон Менде – так аргументировал положительные стороны появления прогермански ориентированного муфтия на Крымском полуострове: «Исламский мир – это единое целое. Поэтому шаг Германии навстречу мусульманам на Востоке неминуемо вызовет соответствующие настроения у всех мусульман»[1446]. Во-вторых, за скорейшее избрание крымского муфтия выступал Хаджи Амин эль-Хуссейни – пронацистски настроенный Великий муфтий Иерусалима, надеявшийся таким образом сосредоточить всю мусульманскую активность в своих руках[1447]. И, наконец, в-третьих, в воссоздании крымского Муфтията были крайне заинтересованы лидеры крымско-татарского национального движения на территории Германии. В данном случае речь идет об Эдиге Кырымале и его Крымско-татарском национальном центре. Для него Муфтият был своего рода переходной целью перед созданием независимого государства. Кроме того, Кырымал и его люди исполняли роль эмиссаров между национальным движением на территории Крыма и вышеуказанными заинтересованными сторонами[1448].