И все же разгром не был окончательным. Во-первых, около 350 десантников, в том числе и командир 226-го полка майор Н. Г. Селихов, смогли пробиться к партизанам. Вскоре он стал командиром Второго партизанского района. Отдельные группы десантников, не сумевшие выйти на партизан, еще довольно долго скрывались в окрестных горах.
О потерях немецких и румынских войск при ликвидации десанта в районе Судака точных данных не сохранилось. Но известно, что за 23–25 января части 170-й пехотной дивизии потеряли 190 человек только обмороженными. 4-я горная бригада румын в январе 1942 года потеряла 894 человека, в том числе 260 убитыми и 63 пропавшими без вести. Некоторые историки подсчитали, что всего при отражении советского десанта в районе Судака противник потерял убитыми и пропавшими без вести более 850 человек[11].
В завершение рассказа о десанте в районе Судака нужно сказать о директиве Ставки ВГК командующему Крымским фронтом от 28 января 1942 года. В ней предписывалось срок начала общей наступательной операции перенести на более позднее время с тем, чтобы начинать ее только после прибытии на Керченский полуостров направленных туда Ставкой двух танковых бригад и отдельного батальона танков KB, а также после пополнения дивизий. На практике это означало, что войска судакского десанта не могли рассчитывать на поддержку войсками фронта и практически заранее были обречены на поражение.
Памятник участникам десанта в районе Судака
«Охота на дроф»
После проведения Керченско-Феодосийской десантной операции советское командование планировало начать общее наступление в Крыму с целью освобождения полуострова и деблокады осажденного немцами Севастополя. Но для такого наступления требовался определенный подготовительный период, который противник решил использовать в своих целях. В это время в Крым прибыл глава румынского государства Антонеску, который вместе с Манштейном побывал в румынских дивизиях как на востоке Крыма, так и в районе Севастополя. Антонеску осмотрел румынские войска, поговорил с их командирами, многих поощрил, некоторых наказал. «Как военачальник он произвел на меня прекрасное впечатление, особенно своей манерой держаться, – писал Манштейн. – Высшие румынские офицеры, казалось, боялись его, как самого Господа Бога». Но лично для командующего 11-й немецкой армией румынский диктатор был ценен тем, что пообещал усилить его объединение еще двумя румынскими дивизиями при том, что командование группы армий «Юг» и ОКХ не могли в то время направить в Крым дополнительные силы, кроме уже прибывавших 22-й танковой и 28-й легкой пехотной дивизий. Но при этом ОКХ требовало полного захвата Крыма, включая и Севастополь.
Манштейн, хорошо понимая, что одновременно решить несколько задач невозможно и что быстро сломить стойкую оборону Севастополя будет крайне сложно, прежде всего решил нанести главный удар по советским войскам на Керченском полуострове, где оборонялись соединения 44-й и 51-й армий. По данным немецкой разведки, в составе этих армий к концу апреля насчитывалось 17 стрелковых и одна кавалерийская дивизии, а также три стрелковые и четыре танковые бригады[12].
Поэтому, оставив против Севастополя 54-й армейский корпус, 72-ю пехотную и только что прибывшую19-ю пехотную дивизию румын, он снял оттуда 50-ю немецкую пехотную дивизию и направил ее на восток. Всего на Керченском полуострове было сосредоточено пять немецких пехотных и одна (22-я) танковая дивизии, а также две румынские пехотные и одна кавалерийская дивизии. Но в боеспособности румын Манштейн сильно сомневался. Кроме того, его смущал тот факт, что наступление на Парпачском перешейке должно было вестись только фронтально, так как Черное и Азовское моря «исключали всякую возможность флангового маневра».
В отношении состояния противостоявших советских войск командующий 11-й армией имел сведения, что они превосходят германские войска в два раза и располагают хорошо подготовленной обороной, силу которой, по его мнению, советское командование могло реализовать по мере расширения Парпачского перешейка, вводя в действие свежие силы. В частности, он пишет: «По мере того как Керченский полуостров расширялся на восток, противник все лучше мог бы использовать свое численное превосходство. Наших 6 немецких дивизий было бы достаточно для наступления на 18-километровом перешейке у Парпача, где противник не мог одновременно ввести в бой все свои силы. Но как бы развивалась операция, если бы нам пришлось вести бой дальше на восток на фронте в 40 км, где противник мог бы полностью использовать свое численное превосходство?»