Напротив ст. Ладожское озеро были вырыты землянки, штук 10–15. В них находилось Управление порта. На бугре, у самого берега, в густых соснах. Там был командный пункт начальника порта. Огромный коридор вел к комнатам Нефедова, Прикота (я), комиссара порта — Желдина. Чуть подальше отдельный ход — сообщение в диспетчерский пункт порта, где был стол, на столе — панорама Ладожского озера и порта в масштабе из пресс-папье (средства ПВО, причалы). У диспетчера были телефоны, связь с портом (5 бухт, 20 причалов), связь с диспетчером по перевозкам Северо-Западного речного пароходства, Ладожской флотилией, со Смольным (с Управлением тыла Ленинградского фронта, ген. — лейтенантом Лагуновым). В Управление передавали сводку. Там же находились: Плановый отдел, начальник — капитан Иохельчук, Хоз. отдел, продпункт, столовая, прачечная — ст. лейтенант Шамарин. Гл. инженер порта — Овсянников, перешел с СЗРП, гл. электрик порта — Неймарк.
Нефедов думал только о своих обязанностях. Интересовался: как обеспечены подчиненные, как грузчики. Везде старался сам посмотреть, своими глазами. В случае аварии всегда появлялся сам. Старался локализовать. Были тяжелые случаи: однажды обвалился причал.
О взрыве причала в бухте Новой, где разгружался тендер с боезапасом, в конце августа 1942 г. никто не пишет. Погибли все, кто разгружал. Была ли это диверсия — неизвестно. В следствие никого не вызывали. Взрыв произошел километрах в пяти от землянок. Сразу приехали. Никого. Дымится воронка. Тендер затонул»[446].
Взрыв в бухте Новая произошел 11 августа. Погиб и пропал без вести 91 человек.
Сам Нефедов редко писал о себе в записных книжках. Даже понимая, что когда-нибудь эти записи попадут к потомкам и исследователям, не старался приумножить собственную значимость.
Отдельное место в его дневниках занимали размышления о сути войны и о будущем: каким оно предстанет? Что нужно, чтобы к нему подготовиться? И мы видим уже не воина, а философа, что по большому счету совершенно не исключает одно другого. А отдельные его мысли не потеряли актуальности и сегодня, протягивая свой пророческий смысл тонкой нитью сквозь десятилетия: «С миром капитализма нам придется столкнуться еще не раз, к сожалению, не последний раз, а поэтому мы должны воспитать поколение воинов, воинствующих большевиков, патриотов, не ораторов, которые красно бают, клянутся и ломают копья за формулировки, а бойцов, воинов, таких, каким было старшее поколение…
Война сейчас поставила вопросы (проблемы) национальные во всю ширь: речь идет не только о социальных завоеваниях, но и о национальном существовании народа. Будет ли физически существовать народ, национальность или он будет истреблен, германизирован? Не зря мы обращаем свои взоры к истории и вспоминаем героев прошлого, которые оружием утверждали государство Российское и защищали Отечество, поднимали в народе национальную честь, воспитывали его в духе геройства, преданности Родине»[447].
С назначением Нефедова начальником Осиновецкого порта резко выросла производительность погрузок. Если первоначальный план был 3 тыс. т в сутки, то теперь цифра стала доходить до 5 тыс. т. Несмотря на то, что практически каждый рейс подвергался атакам с воздуха. Эвакуация населения происходила следующим образом.
Главный эвакопункт находился в поселке Борисова Грива, в 20 километрах от Осиновца. Он был один на весь Ленинград. Возглавлял его Лаврентий Аронович Левин. Эвакопункт был обеспечен врачами, медсестрами и даже нянечками. На прибывавших ленинградцев оформлялись документы, выдавался суточный паек, потом с сопровождающим людей везли до причала. Сопровождающий шел к дежурному коменданту, предъявлял направление. Комендант выдавал посадочный талон на 30 человек. В лесу у причала формировались команды. После подачи транспортного судна следовал приказ на погрузку. Всё было организовано четко, по-военному.
«В июне за день поступало в среднем по 2790 человек, в июле — по 7820 человек. А всего за 170 дней действия водной трассы через эвакопункт прошло 448 694 человека — в среднем по 2640 человек в день. В эти цифры не включены ленинградцы, перебиравшиеся на восточный берег озера самостоятельно. А таких было немало»[448].
Непредсказуемая погода на Ладоге путала Нефедову все карты, срывала планы: штормы на Ладоги достигают 7–8 баллов. Баржи выбрасывало на берег в такую погоду, уносило в озеро. Ветер выворачивал деревья с корнями, рвал связь, сворачивал причалы и мостки. Потом все это приходилось в спешном режиме восстанавливать.
Случались и диверсии.
«12.08.42 г. Результаты катастрофы дают себя знать. Люди начали страховаться, как бы чего не вышло. Весь день работает комиссия, выясняет — кто же виновник катастрофы. На пирсе Морья нашли в перекачивающейся будке динамит и тол. Работает рука врага. В 15.15 баржа с вагонами отошла наконец-то на тот берег. В Коредж прибыли в 19.30.