Битва за Лукоморье. Книга II

– Еще какие! И перья черные, и клювы, и когти – все железное! Никого не боятся! Но сказ не про них. Был купеческий сын собой хорош. Приглянулся он дочери купца, что островом владел, та ему и помогла.

– А как ее звали? Она тоже красавица была?

– Конечно. А звали ее Фируза. Тише, тише, не шуми. Вот сунула девица ему в руки кремень да кресало и говорит, мол, возьми, пригодится. Так и случилось. Остался работник на вершине один – купец-то его там бросил, как и всех прежних, – чиркнул об кремень кресалом… И тут же объявились невесть откуда два молодца! Спрашивают: чего желаешь? Они, оказывается, желания выполняли.

– Как джинны? – оживилась девочка.

– Почти, – хмыкнула нянька. – Вот сын купеческий им и говорит – снесите меня на берег. Они и снесли. А мимо корабль проплывал, бедолагу подобрал, отвез на большую землю.

– А как же красавица?

– Ты слушай дальше. Вернулся удалец на большую землю – да сердце не на месте. Переживает за Фирузу, ведь помогла ему добрая душа, а сама в плену у злодея-отца на острове томится… Снова пошел на торговую площадь, в надежде, что подлый купец нового поденщика искать будет. Так и случилось. Не признал тот былого знакомца, снова нанял. Так и отомстил негодяю работник – с помощью молодцев из кресала отправил душегуба на вершину, на поживу железным воронам, а сам женился на Фирузе. И жили они…

– Так нечестно! – надулась девчушка, сонно хлопая глазами. – Не страшно совсем.

– Про страшное завтра расскажу, – твердо сказала няня, поднимаясь. – А сейчас тебе спать пора.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Девчушка, счастливо улыбаясь, повернулась на бочок, а няня задула свечи и, едва слышно вздохнув, пошла к дверям.

* * *

Кабы знал кто, сколько глупостей совершают люди после слов «Спорим, не сможешь? – А спорим! Смогу!», то наверняка теми байками заполнил бы дюжины книг. Однако и подвигов славных среди подобных деяний хватило бы, ведь порой странные поступки лишь на первый взгляд глупыми кажутся, а приглядишься пристальнее и поймешь, что ведут они человека за пределы колеи наезженной, по которой катится колесо его жизни. И заводят порой в такие места да переплеты, куда другим способом и не попасть. Лишь только на спор. Уж кому, как не Садко, об этом знать!

Усмехаясь, капитан «Сокола» слушал, как препираются Милослав с Нумой, да еще Радята их подначивает. Вмешиваться Садко не спешил, лишь наблюдал.

– Нет там ничего! – Нума скалил зубы, нервно подергивал серьгу в ухе, все никак не мог успокоить длинные пальцы. – Только дымка туманная, кольцевая мель да волнение на море. Камни да скалы коралловые, не иначе. Стороной идти надо.

– Эх, не все ты разглядел, индеянин, – спокойно басил в ответ Милослав. – Устал небось. Но ты не злись, Нума. Тебе ли с «Соколиком» тягаться. У тебя глаза, поди, не волшебные.

– Не надо стороной идти, еще чего! – ворчал в сторонке кашевар Радята, будто бы под нос себе, но так, чтобы спорщики слышали. – Мясо на исходе, солонины два куска осталось. Зелень когда доели? Да-а-авненько. Чтобы десны крепки были и хворь команду не свалила, на сушу нам надо, припасы пополнить…

А Нума продолжал горячиться, указывая на стену плотного тумана, что недавно возникла прямо по курсу. Казавшаяся бесконечной преграда тянулась с юга на север, клубясь серыми пятнами и разводами. Она нависала над кораблем угрожающе, будто самим своим видом желала нагнать страху и всякого морехода отвадить прочь.