- А, ну вот. Красная шапочка и спрашивает: "Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост?" - А это не хвост, - ответил волк и густо покраснел. - И вообще, у тебя молоко на губах не обсохло. - А это не молоко сказала Шапочка, и волк покраснел еще гуще.
И все, вместе с Фариком, густо заржали, будто и вправду слышали историю про Шапочку и Волка в первый раз...
* * *
Лысый Бек недовольно поморщился, глянув на ржущую компанию:
- А это что за молодежь?
- Щас кого ни спроси, все солнцевскими откликаются, - лениво и немного снисходительно отозвался Лева-латиноамериканец.
- Эти - хуже, - сквозь зубы прошипел Володя Каверин. Он прямо взмок от напряжения, хотя в камере было совсем не жарко, разве что душно. - Зверье, каких мало.
- Вон тот рыженький, возле стены, в "Метелице" часто зависает, проявил осведомленность Лева.
Бек презрительно хмыкнул и перевел взгляд правее:
- А в белом что за пацанчик?
Бывший опер сделал страшные глаза и беззвучно, шевеля только губами и нижней челюстью, просипел:
- Саша Белый.
- Этот пионер - Саша Белый?!! - В заплывших глазах Бека промелькнул искренний интерес с изумлением пополам.
- Пионер!.. - Желваки Каверина заходили так, будто он пережевывал непроваренную конину. - Волчара почище многих. Пионер!.. - Он аж задохнулся от возмущения: Белый был его кровным врагом, а врагов, их... знать надо! Чтобы бошку не оторвали!
* * *
Ну и денек! Спятить можно! Введенский посмотрел на часы: было уже двадцать минут второго. Похоже, сегодня придется заночевать на службе. Весь мир сошел с ума. И центр безумия - Москва.
Введенский посмотрел на хорошо знакомый ему портрет, что висел в его кабинете всегда. Дзержинский мрачно улыбался.
- Разрешите? - В дверь аккуратно постучали. Это Коноваленко. Введенский мог узнать каждого из своих подчиненных за версту. По шагам, по запахам и - по стуку. Коноваленко ходил крадучись, пользовался французским одеколоном от Армани польского производства, а стучал аккуратно и никогда не открывал двери, не дождавшись разрешения. За что и ценил его Введенский больше других своих джигитов. Да еще и за энтузиазм в работе. И, пожалуй, за некоторую, умеренную, впрочем, романтичность.
- Входи, - распорядился он.
- Белов прилетел, все нормально, - доложил Коноваленко, потирая тонкий, с горбинкой, нос. - А потом - вложений в почтовый ящик не было. Звонка не было. Я послал людей, его офис уже вверх дном. Я рискнул, - он внимательно посмотрел на шефа, но тот вроде был спокоен, хотя и выглядел усталым, - позвонил на мобильный. Не отвечает. - Он удрученно поджал губы.
- Ну, сегодня что за день-то? - вздохнул Введенский. Точно, поспать не придется. - Проверь все изоляторы, наверняка попал под гребенку. К утру доложишь, а я сейчас наверх... - Он со значением указал пальцем в потолок. Кабинет вышестоящего начальства находился ровно над ними. - Там сейчас такое творится - не поверишь!
* * *
- Дело было так, Сань, можно я расскажу? - Фара уже заходился от смеха, предвкушая финал своей истории. - Ну, короче, всех на плацу построили, а Саню хохотунчик разобрал, да? Генерал вдоль строя идет, щеки на погонах, морда цвета лампасов, а Саня ржет, заливается.
- Сань, ты первый раз тогда, что ли? - встрял Космос.
- Ну да, только попробовал... Афганка, зеленая, знаешь, она же крепкая.
- Ну, и, короче, генерал подходит к Сане, - переведя взгляд с Космоса на Сашу, продолжил Фара, - тот стоит, крепится, генерал так на него посмотрел, как отец родной, да, и говорит: "Как служба, сынок?" А Саня: "Спасибо, товарищ генерал. Раз косяк, два косяк, и граница на замке, товарищ генерал".
- Эй, кончай базар! - раздался чей-то недовольный голос.
- Брат, чего орешь, я не пойму? Ты можешь вежливо попросить? огрызнулся Кос.
- Что, серьезно, что ли? - недоверчиво переспросил Фару Фил.
- Клянусь Заратустрой! "Раз косяк, два косяк, и граница на замке"... От их дружного хохота, наверное, враз проснулась уже вся камера...
* * *
- Да что такое! - заворочался Бек и поднял голову. - Это что за чурка? - указал он на Фархада.
- Не знаю, - раздраженно ответил Каверин.
- А должен знать, Володенька, - поучал его Бек. - Ты мент или кто? На хрен я тебя брал?
- Ребят, ну имейте совесть, дайте поспать! - с верхних нар по соседству приподнялся пожилой мужик в вытертой джинсовой куртке.
- Отец, прости. Возраст мы уважаем, - серьезно ответил Саша. И распорядился: - Все, давай спать.
- Раз косяк, два косяк... Потом губа, конечно... - бормотал, укладываясь, Фара.
- Отец, базара нет. - Естественно, последнее слово должно было остаться за Космосом.
Осталось оно, однако, за Белым:
- Жена рожает, а я на нарах... - тоскливо сказал он, глядя на грязные стены камеры. Да уж, ситуация, какой и врагу не пожелаешь. Ладно, утро вечера мудреней...
* * *
Оля проснулась от боли. Ныл живот. А на душе скребли кошки. Тысяча ободранных кошек. Эта душевная боль заставила ее подняться.