Читаем Битва за прошлое. Как политика меняет историю полностью

6 января 2021 года группа американцев, поддерживавших президента Дональда Трампа, ворвалась в здание Капитолия в Вашингтоне и в течение нескольких часов оккупировала часть здания высшего законодательного органа страны. После речи Трампа, обвинявшего своих противников в фальсификации избирательного процесса, тысячи его сторонников направились к зданию конгресса США, где происходила формальная процедура утверждения результатов выборов. После того как толпа смяла охрану Капитолия, полиция эвакуировала конгрессменов и сенаторов. Мятежники несколько часов занимали здание, громя офисы сенаторов-демократов и фотографируясь в интерьерах Капитолия, прежде чем Трамп обратился к ним с просьбой идти домой, и Национальная гвардия вытеснила мятежников из помещений.

Фотографии этого торжества анархии облетели страницы средств массовой информации. Многие из этих снимков запечатлели одного из нападавших, гордо демонстрирующего боевой флаг Конфедерации (созданного в 1861 году рабовладельческими штатами мятежного государства, которое сокрушила федеральная армия в ходе кровопролитной Гражданской войны 1861–1865 годов). Флаг времен Гражданской войны стал одним из символов набравшего обороты в период президентства Дональда Трампа в 2017–2021 годах противостояния двух Америк. Вокруг него кипят яростные споры, выносятся политические и судебные решения, вспыхивают бытовые конфликты и совершаются преступления. В нем видят символ рабовладения, расизма и «белого превосходства», но также «гордости Юга», верности старому доброму прошлому и отрицания либеральных ценностей, провозглашаемых современной Америкой. Кроме того, этот флаг давно приобрел и значение универсального «символа мятежников»; именно в этом качестве его используют байкеры, не всегда помнящие о том, во время какого именно мятежа появился этот символ. Прошлое наполняет сегодняшнюю политику в Соединенных Штатах.

Прошлое, пригодное для политического использования, существует не только в нарративе учебников и кинофильмов. Оно присутствует в «овеществленной» форме, является символом коллективной идентичности и поводом для ритуалов памяти. При этом у разных групп отношение к символам и сам их набор могут быть противоположными, так что политическое противостояние проявляется в конфликте вокруг них[87].

Для политиков имеет значение накопление символов, которые можно интерпретировать в своих целях (например, как доказательство легитимности существующего режима). Конечно, памятники рано или поздно теряют свое «воспитательное» значение, их перестают воспринимать как символизирующие ту или иную идею, и они превращаются в обычные (не нагруженные смыслами) элементы городской среды. В современном Париже слишком мало монархистов, чтобы памятник королю Генриху IV мог стать центром политической активности. Однако в момент смены повестки дня для большинства людей обращение к прошлому основано на его доступных репрезентациях. Если историк за ответами на свои исследовательские вопросы идет в архивы, то большинство неисториков обращаются к окружающей их символической вселенной. Таким образом, заполнение общественного пространства и сознания символическим отражением «гегемонного нарратива» (той версии прошлого, которую отстаивает властная элита) обеспечивает поддержание этого нарратива в случае кризиса: ведь ответы на свои вопросы люди будут искать внутри того же символического пространства. Соответственно, набор памятников служит стабилизации общества, консервированию его ценностей. Революционный взрыв разрушает эту символическую среду и создает новую, легитимирующую другой взгляд на воплощенные в героях прошлого ценности общества.

Вновь обращаясь к географии в поисках метафоры, можно сказать, что символическое наполнение пространства создает своего рода русло реки, по которому текут воды последующих идейных кризисов. Эти кризисы, в свою очередь, приводят к появлению «осадков»: острая повестка дня оседает в символах, «седиментируется», меняя русло. Радикальная смена власти означает и смену представлений о героях, требующую изменений мемориального ландшафта. В современных США мы не видим основных признаков революции, и тем не менее демонтаж памятников является косвенным свидетельством глубины переживаемых американским обществом перемен.

<p>История IV. Шарлотсвилл, или Трагедия монументальной пропаганды</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное