Битва за Рим (Венец из трав)

— Ну, эта сумма, друг мой, — строгий минимум, на который готова согласиться казна. Получается следующее: каждая компания публиканов предлагает сумму, значительно превышающую этот минимум, чтобы завоевать расположение казны, естественно, предусматривая немалый барыш для себя!

— Теперь понимаю, — кивнул Митридат, пренебрежительно фыркая. — Контракт заключается с той компанией, которая обещает наибольшую прибыль.

— Совершенно верно.

— Однако на какую сумму заключается контракт: только ли на ту, что должна быть передана казне, или на все деньги, включая этот самый немалый барыш?

— Только на ту, что уплачивается государству, дружище! — усмехнулся купец. — То, сколько компания оставит себе, касается ее одной, и, можешь мне поверить, цензоры не задают лишних вопросов. Контракт заключается с компанией, пообещавшей казне наибольшую отдачу.

— А случается ли, чтобы цензоры заключали контракт с компанией, предложившей меньше, чем другая, обещающая максимум?

— На моей памяти такого не случалось.

— Скажи мне, прогнозы этих компаний — остаются ли они в рамках разумного или же чересчур оптимистичны? — Задавая вопрос, Митридат заранее знал ответ.

— А сам ты как думаешь? Публиканы, делая свои оценки, опираются на данные, получаемые в саду Гесперид, а не в Малой Азии Атталы! Стоит нашему производству хоть немного упасть, как публиканов охватывает паника: как же, сумма, которую они подрядились уплатить казне, грозит превысить реальный сбор! Если бы они, заключая контракты, оперировали реальными цифрами, всем было бы только лучше. А так, чтобы заплатить налоги, мы должны не потерять ни одного зернышка в амбарах, сохранить всех овец и приплод при ягнении, продать все амфоры с вином, все коровьи шкуры, все меры оливок, все до последней нитки, и если мы этого не сделаем, сборщики налогов начнут выжимать нас, как белье после стирки, — с горечью растолковывал купец.

— Как именно они вас притесняют? — полюбопытствовал Митридат, который не заметил в провинции ни единого армейского лагеря.

— Призывают киликийских наемников из районов, где голодают даже выносливые киликийские овцы, и предоставляют им полную свободу распускать руки. Я видел, как целые области продавались в рабство, до последней женщины и ребенка, независимо от возраста. Видел, как в поисках денег перекапывались поля и сносились дома. Друг мой, если бы я поведал тебе обо всем, что вытворяют сборщики налогов, ты залился бы слезами! Конфисковывается весь урожай, за исключением самой малости, потребной для пропитания земледельца и его семьи и следующего сева, из стада забирают ровно половину поголовья, лавки и склады подвергаются ограблению. Хуже всего то, что люди, боясь таких бед, привыкают врать и жульничать: ведь в противном случае они вообще всего лишатся.

— И все эти собирающие налоги публиканы — римляне?

— Римляне или италики, — сказал купец.

— Италики… — задумчиво протянул Митридат, сожалея о том, что провел целых семь лет жизни, скрываясь в понтийских чащобах; пустившись в путешествие, он раз за разом убеждался, что ему недостает образованности, особенно в области географии и экономики.

— В общем-то, это те же римляне, — снова пустился в объяснения купец, который тоже не видел слишком большой разницы. — Они — выходцы из окрестностей Рима, называемых Италией. Стоит им сойтись вместе, как они переходят на латынь, вместо того чтобы взяться за ум и поговорить по-гречески. Все они обряжаются в бесформенные туники, какие постыдился бы напялить последний пастух, — не имеющие ни одной складки, которая придала бы им изящества. — Купец хвастливо указал на собственную тунику, полагая, что ее покрой льстит его тщедушной фигурке.

— А носят ли они тоги? — осведомился Митридат.

— Иногда. По праздникам, а также в тех случаях, когда их вызывает к себе наместник.

— И италики тоже?

— Чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами купец. — Наверное.

Подобные беседы оказывались для Митридата исключительно полезными; на него раз за разом изливали ненависть к публиканам и их наймитам. В провинции Азия существовало еще одно процветающее занятие, на которое также наложили лапу римляне: то было ростовщичество — под такие чудовищные проценты, на которые, казалось бы, не должен соглашаться ни один уважающий себя должник и которых не должен взимать ни один кредитор, если только он не людоед. Как выяснил Митридат, ростовщики, как правило, состояли на службе у собирающих налоги компаний, хотя последние не входили с ними в долю. Митридат пришел к заключению, что для Рима его провинция Азия — жирная курица, которую он ощипывает, не проявляя к ней иного интереса. Они наезжают сюда из Рима и его окрестностей, носящих название Италия, грабят население, а потом возвращаются домой с туго набитыми кошельками, совершенно безразличные к бедам тех, кого они притесняют, — народам дорийской, эолийской и ионийской Азии. Как их за это ненавидят!