Битва за Рим (Венец из трав)

Оба его сына находились при дворе, в то время как жен при нем не осталось: царица скончалась годом раньше (она подарила ему старшего сына, названного Никомедом), младшая жена разделила ту же участь (она была матерью младшего царевича, Сократа). Ни Никомед III, ни Сократ уже не могли именоваться молодыми людьми: первому было шестьдесят два года, второму — сорок четыре. Оба были женаты, однако женоподобностью не отставали от папаши. Жена Сократа походила на мышь: она была столь же мелка, так же пряталась по углам и перемещалась шмыгающей походкой; зато жена Никомеда III была крупной, сильной, радушной особой, склонной пошутить и посмеяться вволю. Она родила Никомеду III дочку по имени Низа, которая засиделась в девицах и так и не вышла замуж. Жена Сократа была бесплодна — как, видимо, и ее супруг.

— Этого следовало ожидать, — поделился с Юлией молодой раб, прибиравший в предоставленной ей гостиной. — Сократ вряд ли когда-либо пытался овладеть женщиной. Что до Низы, то у нее противоположные наклонности: она как раз любит молодых кобылок, что и неудивительно — при ее-то лошадиной физиономии.

— Наглец! — молвила Юлия ледяным тоном и в отвращении выгнала молодого слугу за дверь.

Во дворце было полным-полно привлекательных молодых людей, главным образом рабов, хотя некоторые как будто находились на вольной службе у царя и его сыновей. Здесь не нашлось бы недостатка и в мальчиках-прислужниках, превосходивших миловидностью более зрелых юношей. Юлия старалась не думать о том, в чем заключается их главное предназначение, и тем более не проводила параллели между ними и Марием-младшим, тоже миловидным, дружелюбным, общительным и как раз входящим в подростковый возраст.

— Гай Марий, приглядывай за сыном! — осторожно попросила она мужа.

— Чтобы он не стал таким же, как эти жеманные создания, отирающиеся вокруг? — Марий усмехнулся. — Не бойся за него, mea vita. Он начеку и всегда сможет отличить извращенца от свиной туши.

— Благодарю за утешение — и за метафору, — с улыбкой молвила Юлия. — Кажется, с годами ты не стал сдержаннее на язык, Гай Марий.

— Даже наоборот, — ответил он не моргнув глазом.

— Именно это я и имела в виду.

— Вот как? Ясно.

— Тебе еще не надоело здесь? — неожиданно спросила Юлия.

— Мы пробыли тут всего неделю, — удивленно ответил Гай Марий. — А что, этот цирк действует на тебя угнетающе?

— Боюсь, что да. Мне всегда хотелось познакомиться с образом жизни царей, но здесь, в Вифинии, я с грустью вспоминаю о Риме. А все дело в сплетнях, взглядах, которыми здесь принято обмениваться. Слуги несносны, а с женщинами из царской семьи у меня нет и не может быть ничего общего. Орадалта так громко кричит, что мне хочется заткнуть уши, а Муза… Очень удачное имя, только по-латыни, в значении «мышь», а не «муза» по-гречески! Словом, Гай Марий, лучше уедем, как только ты сочтешь возможным, — я буду тебе весьма признательна! — В этот момент Юлия ничем не отличалась от любой властной римской матроны.

— Прямо сейчас и уедем, — обнадежил ее Гай Марий жизнерадостным голосом и извлек из складок тоги свиток. — Это письмо следовало за мной от самого Галикарнаса и наконец-то настигло. От Публия Рутилия Руфа — догадайся, где он сейчас?

— В провинции Азия?

— Точнее, в Пергаме. В этом году там наместником Квинт Муций Сцевола, а Публий Рутилий при нем легатом. — Марий весело помахал свитком. — Полагаю, что и наместник, и его легат будут в восторге, если мы к ним пожалуем. Вернее, были бы в восторге, если бы это случилось несколько месяцев назад: письмо-то мы должны были получить еще весной! Теперь же они и подавно истосковались по доброй компании!

— Я наслышана о Квинте Муции Сцеволе как об адвокате, — сказала Юлия, — а так совершенно его не знаю.

— Я тоже с ним толком не знаком, а знаю лишь немногим больше того, что он неразлучен со своим двоюродным братом Крассом Оратором. Впрочем, стоит ли удивляться, что мы с ним почти не знакомы: ведь ему всего-то сорок лет.

Старый Никомед, воображавший, что гости пробудут у него не меньше месяца, отказывался отпускать их. Но Марий легко справился с таким недалеким и отжившим свое ископаемым, как Никомед II. Не обращая внимания на мольбы царя, римские путешественники, пройдя узким проливом Геллеспонт, вышли в Эгейское море, где паруса их судна наполнил свежий ветер.

Возле устья реки Каик корабль прошел некоторое расстояние вглубь суши и достиг Пергама; именно так можно было суметь рассмотреть чудесный город, вознесшийся на акрополе и окруженный высокими горами.

И Квинт Муций Сцевола, и Публий Рутилий Руф оказались на месте, но судьбе было угодно, чтобы Марий и Юлия так и не познакомились со Сцеволой накоротке, поскольку он торопился в Рим.

— О, как прекрасно провели бы мы вместе время летом, Гай Марий! — вздохнул Сцевола. — Теперь же я уплываю: мне надо добраться до Рима, пока зима не превратит морское путешествие в чрезвычайно опасное занятие.