Битва за Рим (Венец из трав)

— Мне известно, что в вашем роду приняты родственные браки. — Марий шевельнул бровями, однако этот знак, столь понятный Луцию Корнелию Сулле, оказался бессмысленным для Митридата. — Что ж, выходит, каппадокийские дела вполне улажены, — радостно произнес Марий. — Из этого, безусловно, следует, что ты уведешь свою армию назад, в Понт.

Царь вздрогнул.

— Боюсь, что нет, Гай Марий. Каппадокия пока еще нетвердо стоит на ногах, к тому же этот мальчик — последний в роду. Лучше будет, если я оставлю армию здесь.

— Нет, лучше бы тебе увести ее домой!

— Этого я сделать не могу.

— Можешь!

Царь затрясся так, что зазвенел его панцирь.

— Ты не вправе диктовать мне, что мне делать, Гай Марий!

— Очень даже вправе, — твердо и спокойно парировал Марий. — Нельзя сказать, чтобы Рим был так уж заинтересован в этом уголке мира, однако если ты будешь держать оккупационные армии в странах, которые тебе никоим образом не принадлежат, то могу заверить тебя, царь, что Рим проявит должный интерес и к этим краям. Римские легионеры состоят из римлян, а не из каппадокийских крестьян и сирийских наемников. Уверен, что тебе не хочется встретить здесь римские легионы. Но если ты не уйдешь восвояси, царь Митридат, этой встречи тебе не миновать! Это я тебе гарантирую.

— Ты не можешь этого гарантировать: ты не у дел.

— Я — римский консуляр, поэтому могу говорить так — и говорю.

Теперь ярость Митридата вскипела не на шутку; впрочем, Марий не без интереса заметил, что царя обуяла не только ярость, но и страх. «Мы способны держать их в кулаке! — мелькнула у него восторженная мысль. — Они — точь-в-точь робкие зверьки, притворяющиеся свирепыми. Стоит разгадать их игру — и они убегают, поджав хвост и скуля».

— Я нужен здесь, нужен вместе с моей армией!

— Не нужен. Ступай домой, царь Митридат!

Царь вскочил на ноги, схватившись за эфес меча; дюжина стражей, присутствовавших в зале, придвинулась к возвышению, ожидая приказа.

— Я мог бы прямо здесь прикончить тебя, Гай Марий! Собственно, я так, наверное, и поступлю. Я убью тебя, и никто никогда не узнает, что с тобой стало. Я отправлю твой прах домой в большом золотом сосуде, приложив к нему соболезнующее письмо, в котором объясню, что ты умер от внезапной болезни в мазакском дворце.

— Подобно царю Ариарату Седьмому? — Марий говорил, не повышая голоса; он сидел по-прежнему прямо, не ведая страха. — Успокойся, царь! Сядь и вспомни о благоразумии. Ты отлично знаешь, что не можешь расправиться с Гаем Марием. Осмелься ты на это — и Понт с Каппадокией без лишнего слова заполонят римские легионы. Это произойдет сразу же, дай только срок доплыть кораблям. — Откашлявшись, он продолжал в непринужденном тоне: — Знаешь ли, нам не доводилось вести толковых войн с тех пор, как мы обратили в бегство три четверти миллиона германских варваров. Вот это был противник так противник! Только не такой богатый, как твой Понт. Трофеи, которые мы наверняка добудем в этой части мира, делают подобную войну весьма желанной. Так зачем же толкать нас на это, царь Митридат? Ступай домой!

Внезапно Марий остался в одиночестве: царя как ветром сдуло. Вместе с ним исчезла и его охрана. Гай Марий в задумчивости поднялся из кресла и, выйдя из залы, направился в свои покои. Желудок его был полон простой добротной пищи, именно такой, какой он отдавал предпочтение, а в голове роились интереснейшие вопросы. Он ни секунды не сомневался, что Митридат уведет войско на родину. Вопрос в другом: где он видел облаченных в тогу римлян? Тем более — в тогу с пурпурной каймой? Предположение царя, что его дожидается именно Гай Марий, может быть объяснено тем, что его ухитрился предупредить дряхлый старикан, однако Марий в этом сомневался. Нет, царь получил оба присланных ему в Амасию письма и с тех пор старательно избегал встречи. Из этого следовало, что Баттак, archigallus из Пессинунта, — шпион Митридата.

Следующим утром Марий вскочил ни свет ни заря, торопясь как можно быстрее пуститься в обратный путь в Киликию. Однако опередить понтийского царя ему не удалось: царь Понта, как доложил Марию дряхлый старик, увел свою армию назад, к себе домой.

— А как насчет малолетнего Ариарата Эзеба Филопатора? Он отбыл вместе с царем Митридатом или остался здесь?

— Он здесь, Гай Марий. Отец провозгласил его царем Каппадокийским, поэтому он волей-неволей остался.

— Отец? — резко переспросил Марий.

— Царь Митридат, — с невинным видом ответил дряхлый старик.

Вот оно что! Значит, мальчишка — никакой не сын Ариарата VI, а сын самого Митридата! Умно. Впрочем, не слишком.

Провожал Мария Гордий, не жалевший улыбочек и поклонов; малолетнего царя нигде не было видно.

— Значит, тебе выпала участь регента, — молвил Марий, прежде чем взгромоздиться на нового коня, сильно превосходившего ростом того, что доставил его сюда из Тарса; скакуны гораздо лучше прежних были теперь и у его слуг.

— Да, до тех пор, пока царь Ариарат Эзеб Филопатор не повзрослеет и не сможет править самостоятельно.

— Филопатор… — задумчиво протянул Марий. — Что означает «отцелюбивый». Как ты думаешь, будет он скучать по отцу?