Битва за Рим

Когда в нескольких милях от нас показались огни небольшого городка Апры, мы остановились на перевал. Я с Рутом сооружали костер, остальные трое бойцов занялись лошадьми и провиантом. Ликторов распирало от любопытства. Переход продлился более трех часов, все это время бойцы молчали, изредка косились на меня, но не задавали вопросов. Вопросы же было самое время задать. Вот почему. Покинув наш лагерь у берега реки Ауфид, мы проскакали несколько миль на восток, стремглав проскочили между Каннами и Венузией, прямехонько по Аппиевой дороге, подгоняя лошадей в галоп, чтобы не нарваться на латифундийских невольников, в любой момент готовых высунуть из Канн свой нос. После перевели лошадей на рысь, и я, ведущий за собой группу, начал медленно уходить на север, к Адриатическому морю, сворачивая с дороги гораздо раньше намеченного. Очень скоро я повернул западнее, по сути обогнул Канны, вернулся к Ауфиду. Рут молчал, но я видел, как его лицо сделалось мрачнее тучи. Остальные мои бойцы скакали позади нас, но до меня то и дело доносились обрывки брошенных ликторами фраз. Наверняка гладиаторы пытались понять, что происходит и куда я их веду. После переправы через реку неподалеку от морского побережья мы оказались у городка Арпы, где и было решено сделать привал. Я знал, что привал этот был совершенно необязателен, но настала пора удовлетворить любопытство своих ликторов. Молчание, царившее все время, пока мы с Рутом разжигали костер, а остальные трое ликторов возились с лошадьми, изматывало пуще всякого перехода. Наконец костер запылал. Нарок раздал тормозки с провиантом, мы расположились вокруг костра. Митрид грел руки, подставляя ладони к язычкам пламени. Нарок разворошил свой тормозок, Тукран устало зевал. Мы с Рутом молчали.

– Когда продолжим дорогу? – поинтересовался Тукран.

– Через час, – ответил я, рассчитывая, что за час наши животные отдохнут и наберутся сил.

– Честно говоря, ни я, ни моя скотина не успели устать, зачем нужен этот перевал, мёоезиец? Не думал, что латифундия так далеко! – Митрид одернул руки от костра, чуть было не обжегшись, принялся растирать ладони. – К чему спрашиваю, все ли в порядке?

– А где эта латифундия, мёоезиец? – ухмыльнулся Нарок. – Мне одному кажется, или мы наматываем круги вокруг лагеря?

Я открыл мешочек, брошенный мне ликторами, в котором лежал мой провиант и достал оттуда мясо.

– Никакой латифундии нет, – коротко ответил я.

Надо было видеть, как изменились в этот миг лица моих ликторов. Ждали они этих слов или нет, но мой ответ застал их врасплох. Я как ни в чем не бывало принялся за свой кусок мяса.

– Как? – растерянно спросил Нарок. – Ты серьезно?

– Много ли мы освободили бы рабов, пойди на латифундию впятером, Нарок? – ответил я вопросом на вопрос гладиатору.

Он нахмурился, силясь для себя ответить на мой вопрос. Но судя по тому, что промолчал, ничего из этого не вышло.

– Я понял это сразу, Спартак. Как давно ты принял такое решение? – в разговор вступил Рут.

– Я знал об этом на завтраке, – заверил я.

– Почему об этом ничего не знал я? – Рут не сумел скрыть своего удивления. – Почему утаил от меня? Я ведь завтракал за одним столом с тобой!

– Ты начал бы отговаривать меня, а так у тебя уже ничего не выйдет! – усмехнулся я в ответ. – Если тебя успокоит, тогда об этом не знал никто!

Рут нахмурился, не понимая, как реагировать на мои слова.

– И? Куда мы идем, Спартак? – спросил Митрид.

– Мы идем в Рим, – спокойно ответил я.

Ликтор вдруг одернул руки от костра и уставился на меня.

– Чего? – переспросил он.

– Ты услышал.

– В Рим? – протянул Митрид.

Я пожал плечами.

– Следующий привал сделаем у Беневента, там по Аппиевой дороге, через Кавдий, Капую…

– Я знаю, как добираться в Рим, Спартак, – перебил Митрид. – Объясни-ка лучше, что мы впятером забыли в Риме!

Митрид вдруг начал переламывать ветки для розжига, превращая их в труху, прежде чем кинуть в разгорающийся костер. Желваки на его скулах заходили, ноздри расширились, а губы вытянулись тонкой полосой. Ликтор был зол. Что сказать, вряд ли кому могло понравиться, когда тебя втягивают в какие-то дела без твоего на это ведома. Его возмущение вполне можно было понять. Обычно я делился с ближайшим окружением своими намерениями и ничего не утаивал.

– Я хочу проведать Красса, брат, только и всего, – сказал я.

– Красса, – глаза Рута, заслышавшего имя проконсула, округлились. – Мы впятером идем в Рим, чтобы проведать Красса? Ты хотя бы сам себя слышишь?

– Именно так, – как ни в чем ни бывало ответил я, все с тем же невозмутимым видом продолжая свою трапезу.

Рут нервно хихикнул.

– Тебя не смущает, что нас пятеро, а у Краса одних только ликторов в три раза больше? – он покрутил указательным пальцем у виска. – Ты, должно быть, шутишь, Спартак. Мы должны немедленно вернуться в лагерь. Я не позволю…

– Успокойся, Рут! – я схватил гопломаха за руку, пытаясь остудить его пыл. – Успокойся. Я знаю, что делаю.

Рут замолчал. Хмурый, он уставился на меня, все еще растерянный, обескураженный.

– Отпусти, нечего так сжимать, уже молчу, – фыркнул он.

Я разжал руку.