Это, кстати, является одной из причин, по которой корабли практически никогда не выходят из боя гиперпрыжком. Казалось бы, что может быть проще: запахло жареным — ввел заранее рассчитанные координаты для безопасного прыжка, и поминай как звали… Но вот загвоздка в том, что в этом случае нужно почти час находиться полностью без движения и маневров, пока гипердвигатель «соединяет» две точки во Вселенной, чтобы создать временную двумерность пространства, необходимую для прыжка. За этот час в такую «сидящую утку» прилетит все что угодно от болванки ральсотрона до торпеды или залпа всех орудий противника, которым, кроме брони и средств активной защиты, и противопоставить будет нечего. В общем, старая поговорка древних флотоводцев о том, что лучшая броня крейсера — это его скорость, вполне актуальна и в эпоху звездолетов, только с поправкой, что не скорость, а маневр.
Так что, в промахе «Уильяма Шарпа» не было ничего необычного. Линкор продолжал стрелять, и постепенно лучи лазеров прорезали вакуум все ближе и ближе к вражеским кораблям. Но первым добился попадания не линкор, а, по иронии судьбы, фрегат с названием «Токио». Удачный залп спаренного двухсотпятидесятимегаваттного орудия прожег основательную дыру в носовой части альтаирского эсминца, и практически сразу после этого тот отстрелил две аэрозольные завесы и начал отходить, прячась за ними, нарушая при этом строй. И вот уже фрегаты «Якумо» и «Лиссабон» начали обмен ударами, выжигая друг у друга широкие полосы на бортах и осыпая пространство облаками мелких обломков. Третья эскадра все глубже входила в строй альтаирцев, и в бою на короткой дистанции уже начинали сказываться численное преимущество и огневая мощь флота Федерации. Фланговые первая и Вторая эскадры начали подтягиваться к месту боя, чтобы прикрыть тыл адмиралу Хофферу, когда он прорвется к авианосцам. Все пока шло практически точно, как предсказывал искин, с поправкой, может, на чуть большие потери нашего флота. Над альтаирцами навис призрак разгрома. Линкор рвался к авианосцам, как медведь сквозь стаю собак, периодически огрызаясь убийственными залпами шестьсотвосьмидесятимегаваттных орудий и пуская сотни ракет. Один из альтаирских корветов, неосторожно подставившийся под такой выстрел, буквально разлетелся на части, не успев даже отстрелить спасательные капсулы. Больше трех сотен штурмовиков и торпедоносцев кинулись на атакующий линкор, стремясь хоть как то замедлить его приближение. В ответ адмирал Хоффер приказал авианосцам направить все свои силы на атаку вражеских кораблей. Началось движение и в нашей эскадре. Из узких щелей ангаров на бортах «Несокрушимого» звеньями начали стартовать сначала истребители, затем уже штурмовики, а под конец торпедоносцы. Видимо, в бой отправляли всех, потому как вылетела даже эскадрилья из двенадцати разведчиков «Сентинел», хотя толку от них в подробном бою немного. Но приказ есть приказ, и «все», значит, все. Адмирал Хоффер, видимо, чувствовал, что настал критический момент боя, и необходимо нанести удар, который сломает хребет противнику. Сформировав строй из пяти эшелонов с шестерками истребителей по периметру авиакрыло «Несокрушимого» отправилось в бой.
«Ну что ж. Удачи вам ребята», — подумал я, провожая взглядом на обзорном экране россыпь сверкающих точек кормовых дюз уходящих машин.
Затем я снова обратил свое внимание на картину битвы, где как раз разворачивался завершающий акт разгрома альтаирского флота.
Линкор «Уильям Шарп», наконец, прорвался к авианосцам и слаженным залпом башен главного калибра и рельсотрона уничтожил один из них, компьютер означил его как «Унрю». Это произвело впечатление на альтаирцев и остальные четыре авианосца начали поспешное отступление, отстреливая все средства защиты, что были в наличии. Пространство вокруг заполнили густые облака противолазерного аэрозоля вперемешку с обломками взорванного авианосца. Истребители и штурмовики обеих сторон сцепились в смертельной схватке, одни — пытаясь не пустить врага к своим материнским кораблям, а другие — стараясь закончить этот бой и окончательно разгромить врага.