Только бы провода не порвали… — прошептал я, повернувшись к Гоше. Я снова повернул рукоять и убедился, что лампа включается. Ещё через полчаса я осознал, что мне неимоверно хочется в туалет, справить малую нужду. С испугу я совершенно не обращал внимания на ставшее вдруг нестерпимым чувство. Я сказал Гоше, что поднимусь на второй, после чего положил автомат и аккуратно, чтобы не споткнуться во тьме о ступеньки, зашаркал к лестнице. Поднявшись на второй, я зашёл за первый же угол и облегчился. Пока я наслаждался простым человеческим чувством облегчения, мой взгляд привлёк какой-то, блестящий в проникающих сквозь оконный проём лучах луны, предмет у противоположной стены. Застегнув ширинку, я сделал несколько шагов до противоположной стены, чтобы рассмотреть вблизи привлекший внимание предмет. Я присел на корточки. И что же я увидел!? У стены, очевидно когда-то ещё давно оставленная рабочими и каким-то чудом незамеченная мародёрами, стояла едва начатая бутылка водки! Я взял её в руки и повернулся спиной к окну; "Офицерская" — гласила заляпанная краской этикетка. Я бережно засунул находку в карман и пошёл к лестнице. Спустился к Гоше и радостно показал ему находку. Недолго думая, тот мигом извлёк из недр своего рюкзака банку тушёнки и ломоть чёрного хлеба. Перочинным ножом вскрыл тушёнку, намазал два куска хлеба и дал один кусок мне. По очереди мы сделали по внушительному глотку водки прямо из горла и закусили хлебом. Мгновенно, буквально в считанные секунды, по моему, измотанному паническим настроением, бессонными ночами, постоянными страхами и стрессами, организму начало разливаться приятное тепло, немножко закружилась голова, перестал ощущаться жуткий, пронизывающий до костей, холод. По Гошиному внешнему виду было понятно, что он не меньше моего погрузился в состояние чуть ли ни нирваны. Мы повторили ещё раз, затем ещё. После четвёртой "рюмки" Гоша предложил остановиться, ведь потеряй мы бдительность и размякни под действием "Офицерского" дурмана, мы сделаемся ещё более беззащитными, не в силах даже дать огнестрельный отпор вот-вот проникнувшим внутрь тварям… Я согласился с доводами Гоши и отставил бутылку с оставшимися в ней двумя третями содержимого в дальний от нас угол, чтобы ненароком не расколотить её. Но даже четырёх глотков сорокаградусного напитка хватило, чтобы буквально перенестись в другое измерение! Опьянение наступило моментально; тепло разлилось по венам, собачий страх и ужас от по-прежнему доносившихся снаружи рёвов и стуков притупился. Я бы даже сказал, что в какой-то степени я осмелел и расхрабрился. Взяв в руки автомат, я мысленно представлял, как я высаживаю рожок за рожком в появляющихся в дверном проёме чудищ, а те валятся направо и налево, сражённые свинцовым градом. Затем я задрал голову вверх, облокотился затылком о стену и незаметно погрузился в полудрёму. Мне стали являться переплетающиеся с действительностью сновидения. "Завтра" как будто уже наступило. Мы с Гошей стоим возле спрятанного между домиками Транспортёра и меняем проколотое колесо Хонды на запасное, находящееся в микроавтобусе. Мысли мои были заняты лишь Дашей. Я был уверен, что мы непременно найдём её сегодня, идущую вдоль дороги в сторону Питера. На мой вопрос "где ты была, как спаслась", она ответит, что просидела двое суток в каком-то подвале без еды и питья и лишь чудом афганцы её не учуяли и не разодрали. Мы будем минут десять, обливаясь слезами счастья, стоять и молча обниматься, а затем ещё засветло приедем в Питер… Потом мои полусны начали "схлопываться", и я конкретно начал проваливаться в глубокий сон, перестав различать какие-либо страшные звуки, доносящиеся снаружи. Вконец расслабившись и позабыв про предосторожность, я обмяк и распластался по стене в глубоком сне…
Глава 15. Ад
…Громкий хлопок, писк в левом ухе! От неожиданности и от испуга я дёрнулся на месте и повалился на бок. Ещё пока я даже не открыл глаза, серия ярчайших вспышек молнией пронеслась по черноте, застилавшей мой одурманенный сном рассудок. Открыв глаза, я невольно заслонил их ладонью. Несколько секунд глаза привыкали к невероятно ярким пятнам света в метре от меня — Гоша поливал из своего АКМа куда-то в черноту, вниз и налево, в сторону двери между прихожей и комнатой. В замкнутом пространстве Калашников грохотал так, что грохот этот уже сливался с писком, наполнявшим уши. Вскоре как будто из какого-то глубокого тоннеля до меня стал долетать отдалённый, как мне казалось, голос. Окончательно придя в себя после глубокого сна, я отвёл от глаз ладонь и посмотрел на Гошу. Да, голос, который я слышал будто бы издалека, принадлежал Гоше. Он отчаянно орал мне что-то, не отрываясь от стрельбы. Стрелял одиночными, но очень часто. Когда свист в ушах несколько спал, я начал слышать его слова.
Лампу, Антоха, лампу! — уже совсем отчётливо услышал я. — Врубай лампу!