Битва за звезды

Под каменным потолком тускло горел шаровой светиль­ник. Хаммонд был еще очень слаб, но болезненные головокружения прошли. “Где я? — подумал он, в испуге оглядываясь по сторонам. — Почему я нахожусь в этой жуткой пещере? Где мой корабль?!”

Он не осознавал, что начал вопить от испуга. К счастью, вскоре в комнату вбежали Куобба и Ива. Туземец осторожно уложил беснующегося Хаммонда на кровать, что-то ласково говоря ему, словно капризному ребенку. Ива гладила его по руке, не сводя с гостя сочувственных глаз.

Хаммонд постепенно успокоился. Он вспомнил о своем чудесном спасении и о том, что произошло после приводнения спасательной капсулы.

— Все нормально, мне уже лучше, — пробормотал он, послушно опускаясь на кровать. Вспомнив, что туземцы не могли понять смысл его слов, Хаммонд заставил себя улыбнуться и кивнул головой.

Его новые друзья переглянулись с видимым облегчени­ем. Куобба сказал многозначительно:

— Эн нун до врамен, — и пошел в дальний угол комнаты. Оттуда он вернулся, довольно улыбаясь и держа в руках какие-то предметы.

Хаммонд узнал свою куртку с “молниями” и находившиеся в ее карманах вещи — справочник с астронавигационными таблицами, карманный калькулятор, пузырек, наполовину заполненный тонизирующими таблетками. Он кивнул и указал пальцем на грудь — мол, верно, это мое.

Поначалу он не мог понять восторга Куоббы, но затем до него дошло: ну конечно, эти вещи доказывали, что невесть откуда взявшийся гость — не врамен! В глазах Ивы зажглось даже некое благоговение — девушка смотрела на него, словно на ожившего динозавра. Вскоре в комнату вошел и Дон Вильсон, на его лице также не было прежней враждебности. Хаммонд почувствовал себя куда уверенней. Разумеется, все его вещи, даже пуговицы на куртке и пломба в зубе, доказывали, что он не лгал! На всякий случай он все же еще раз показал на себя пальцем и объявил:

— “Врамен”… — и покачал головой. Затем указал на туземцев и спросил: — “Врамен”?

Ива отчаянно замотала головой, иссиня-черные волосы заметались по ее плечам.

— Нун! Зин до хоомен.

“Хоомен”? Быть может, так называют себя эти люди? Немного похоже на “хомо сапиенс”. Хаммонд хотел было попытаться уточнить это, но Ива ласково погладила его по лицу — своеобразная команда “спать”. Боясь, что ночные кошмары могут вновь ввергнуть его в ледяное небытие, Хаммонд в ответ покачал головой. Но не смог бороться с лекарством, которое дала ему девушка, и провалился в темноту.

На этот раз он спал без сновидений. Прошло еще несколько дней, которые измерялись для него здесь, в каменном подземелье, только периодами сна и бодрствования.

Постепенно стали возвращаться силы. У него почти не было аппетита; то пресное желе, которое ему давали трижды в день, и не могло возбудить желание как следует поесть. Но так или иначе, он поправлялся.

Порой ему хотелось встать, но Дон Вильсон и его дочь Ива не разрешали этого. Поначалу ему запрещали даже разговаривать, так что оставалось только лежать на кровати и смотреть в потолок. И тогда Хаммонд вспоминал о друзьях, умерших сто веков назад, об исчезнувших без следа в безднах времени нациях и народах. В такие часы он чувствовал себя совершенно одиноким, и только одна вещь спасала его от сумасшествия.

Этой вещью было любопытство. Он страстно хотел узнать как можно больше о странной Земле далекого будущего, на которую его занесло волей невероятного случая. Ему было очень интересно, кто же такие врамены, чем от них отличались хоомены, многие из которых выглядели так, словно родились на иных мирах.

Почему Дон Вильсон и прочие прячутся в каменных катакомбах? Зачем врамены разыскивали его, Кирка Хаммонда? Куда направлялся космический корабль, взлет которого он видел в ночь своего прибытия на Землю?

Хаммонд мог получить ответы на эти вопросы, только изучив язык хооменов. К счастью, Ива Вильсон охотно согласилась с ним заниматься и вскоре начала ежедневные уроки. В ход пошли рисунки, жесты, а чуть позже и книги. Выяснилось, что структура языка хооменов мало отличалась от английского времен двадцатого века, и это очень помогло Хаммонду быстро продвигаться вперед. Куобба и малыш Таммас тоже пытались обучать его некоторым словам, но, как оказалось, они говорили на других диалектах, и Ива в конце концов запретила им лезть не в свое дело.

Настал день, когда Хаммонд смог задать девушке первые вопросы. К его огорчению, на многие из них она давала уклончивые ответы, а то и вообще не желала разговаривать. “Отец сам расскажет вам об этом”, — говорила она, пряча смущенно глаза.

— Когда? — недовольно спрашивал он.

— Скоро, — успокаивала его Ива. — Вы еще плохо разговариваете на нашем языке, вам надо подучиться.

Это еще больше разжигало и без того жадное любопытство Хаммонда. Вот уже много дней он находился в мире, который почти во всем резко отличался от привычной ему Земли, и какой-то языковый барьер не давал возможности ничего узнать! Он чувствовал себя, словно слепой, попавший в Лувр.

Через несколько “дней” Хаммонд вконец потерял терпение и решительно заявил Иве, как только девушка вошла в его комнату: