Битва жизни

– Которою, по-моему, только один-единственный человек мог бы раскрыть, – докончила Клеменси, часто дыша.

– Кто бы это мог быть? – спросил незнакомец.

– Мистер Майкл Уордн! – чуть не взвизгнула Клеменси, тем самым напрямик высказав мужу то, что перед этим лишь старалась дать ему понять, и одновременно показывая Майклу Уордну, что его узнали. – Вы помните меня, сэр? – спросила Клеменси, дрожа от волнения. – Я сейчас поняла, что помните! Вы помните меня в тот вечер в саду? Ведь это я была с нею.

– Да. Это были вы, – подтвердил он.

– Я самая, сэр, – подхватила Клеменси. – Никто, как я. А это, позвольте вам представить, мой муж. Бен, милый Бен, беги к мисс Грейс… беги к мистеру Элфреду. – беги куда-нибудь. Бен! Приведи сюда кого-нибудь, да поскорей!

– Стойте! – сказал Майкл Уордн, спокойно становясь между дверью и Бритеном. – Что вы хотите делать?

– Хочу, чтоб они узнали, что вы здесь, сэр! – вне себя ответила Клеменси, хлопая в ладоши. – Хочу сказать им, что они могут услышать о ней из ваших собственных уст; хочу уверить их, что она не совсем потеряна для них, что она вернется домой обрадовать отца и любящую сестру… и даже свою старую служанку, даже меня, – тут Клеменси ударила себя в грудь обеими руками, – и даст нам взглянуть на ее милое личико! Беги, Бен, беги!

И она по-прежнему толкала его к выходу, а мистер Уордн по-прежнему загораживал дверь, вытянув руку, не рассерженный, но печальный.

– Или, может быть, – сказала Клеменси, проносясь мимо мужа и в волнении хватая мистера Уордна за плащ, – может быть, она уже здесь, может быть, она тут, рядом? Судя по вашему виду, так оно и есть. Дайте же мне взглянуть на нее, сэр, прошу вас! Я нянчила ее. когда она была ребенком. Я видела, как она выросла и стала гордостью всей нашей округи. Я звала ее, когда она была невестой мистера Элфреда. Я старалась предостеречь ее, когда вы соблазняли ее уйти. Я знаю, каким был ее старый родной дом, когда она была его душою, и до чего он изменился с тех пор, как она ушла и пропала. Пожалуйста, сэр, дайте мне поговорить с нею!

Он смотрел на нее сострадательно и немного удивленно, но ничем не выразил своего согласия.

– Она, наверное, и не знает, – продолжала Клеменси, – как искренне они простили ее, как все родные любят ее, как рады они будут увидеть ее опять. Пожалуй, ей боязно вернуться домой. Может быть, она осмелеет, когда увидит меня. Только скажите мне правду, мистер Уордн, она с вами?

– Нет. – ответил он, покачав головой.

Этот ответ, и все его поведение, и черный костюм, и таинственное возвращение, и объявленное во всеуслышание намерение остаться за границей объясняли все. Мэрьон умерла!

Он не противоречил; значит, она умерла! Клеменси села, уронила голову на стол и заплакала.

В этот миг в комнату вбежал седовласый пожилой джентльмен, который совсем запыхался и дышал с таким трудом, что голос его едва можно было признать за голос мистера Сничи.

– Господи, мистер Уордн! – воскликнул поверенный, отводя в сторону Майкла. – Каким ветром принесло… – Но его самого, должно быть, принесло сюда столь сильным ветром, что он не мог продолжать, и лишь после небольшой паузы докончил слабым голосом: – …вас сюда?

– Недобрым ветром, к сожалению, – ответил Майкл Уордн. – Если бы вы слышали, о чем здесь говорили… если бы вы знали, как меня просили и умоляли совершить невозможное… какое смятение и горе я ношу в себе!

– Я догадываюсь обо всем этом. Но зачем вы вообще сюда пришли, дорогой сэр? – спросил Сничи.

– Зачем пришел! Как мог я знать, кто арендует этот дом? Я послал к вам своего слугу, потом сам зашел сюда, потому что этот дом показался мне незнакомым, а мне, естественно, любопытно видеть все – и новое и старое – в родных местах; к тому же я хотел снестись с вами раньше, чем покажусь в городе. Я хотел знать, что будут говорить люди обо мне. По вашему лицу я вижу, что вы можете сказать мне это. Если бы не ваша проклятая осторожность, я уже давно вступил бы во владение своим имуществом.

– Наша «осторожность»! – проговорил поверенный. – Буду говорить за себя и за Крегса – покойного. – Мистер Сничи бросил взгляд на траурную ленту своей шляпы и покачал головой. – Как можете вы осуждать нас, мистер Уордн? Ведь мы условились, что никогда больше не будем поднимать этот вопрос, ибо он был не такого рода, чтобы серьезные и трезвые люди вроде нас (я тогда записал ваше выражение) могли в него вмешиваться. Наша «осторожность» – подумать только! Когда мистер Крегс, сэр, сошел в свою почитаемую могилу, искренне веря…

– Я дал торжественное обещание молчать до своего возвращения, когда бы я ни вернулся, – перебил его мистер Уордн, – и сдержал обещание.

– Так вот, сэр, я повторяю, – продолжал мистер Сничи, – что мы тоже обязались молчать. Мы обязались молчать из чувства долга по отношению к себе самим и по отношению к своим многочисленным клиентам, к вам в том числе, а вы были очень скрытны. Не нам было расспрашивать вас относительно столь деликатного предмета. Я кое-что подозревал, сэр; но только шесть месяцев назад узнал правду и убедился, что вы потеряли Мэрьон.