Битвы божьих коровок

…Патологоанатом нагнал их у самого выхода и бесцеремонно ухватил Настю за руку.

– Простите, пожалуйста… Вы не страдаете аллергией?

– Да… – Настя удивленно подняла выгоревшие брови. – Откуда вы узнали? На крыжовник…

* * *

…Записная книжка, портмоне со смехотворной суммой в тринадцать рублей сорок шесть копеек и ключи – вот и все, что досталось ей в наследство от Кирюши. Плюс листок с описью – чтобы не заблудиться в квартире брата на первых порах.

– Он не оставил никакой записки? – вежливо спросила Настя у следователя.

– Записки?

– Когда кончают с собой, то обычно оставляют записки. – Господи, неужели это говорит она, и к тому же таким казенным и безразличным голосом? – Вы следователь, вы должны знать. “В моей смерти прошу никого не винить…” Или что-нибудь в этом роде…

– Нет. Никаких записок не было.

– Я знаю Кирюшу. Он просто не мог покончить с собой.

– Вы не видели его несколько лет.

– Это ничего не меняет. Я никогда не поверю, что мой брат…

– Дело закрыто. И поверить вам придется.

Настя перевела дух. Дело закрыто, и бессмысленно что-то доказывать этому человеку. Человеку из Большого Города. А Кирюша был Человеком из Маленького Городка. В маленьких городках совсем другие отношения со смертью. Гораздо более почтительные. Никто не станет ломиться к ней без спроса.

– Вы говорили что-то о его знакомой… Которая позвонила в милицию. Я могу поговорить с ней?

Следователь скептически осмотрел Настю с головы до ног: к черной, уже намозолившей глаза юбке был пристегнут такой же черный мешковатый свитер. Поношенная куртка из кожзама и темный платок дополняли картину. Вряд ли подружка самоубийцы захочет встречаться с его сестрой, хотя и она тоже была в черном. Но это был совсем другой черный цвет.

Стильный черный.

Подружка самоубийцы пользовала духи “Magie Noire” <“Черная магия”> и подкрашивала губы радикальной помадой “Das Schwarze Perle” <“Черная жемчужина”>. Подружка самоубийцы была с ног до головы увешана шайтанским агатом, косящим под черный опал (продвинутые кольца без оправы для камня и такие же продвинутые кулоны). Подружка самоубийцы отрекомендовалась идиотским и явно где-то украденным именем “Мицуко”, сразу же попросилась в “дабл” (он же сортир при ближайшем рассмотрении). А потом всю дорогу донимала следователя ею же самой изобретенной присказкой “o'key-dokey”.

И даже не всплакнула над бездыханным телом любовничка.

– …Я могу поговорить с ней? – Настя снова напомнила следователю о своем существовании.

– Не думаю, что это прояснит ситуацию… Но если хотите…

– Как с ней связаться?

"Возле урны с прахом и свяжешься”, – хотел было сказать следователь – как раз в духе патологоанатома, – но вовремя сдержался, сердобольный придурок. Впрочем, в Управлении его так и называли – “Забелин – сердобольный придурок”.

Кроме портмоне, записной книжки и ключей от квартиры, Настя получила еще и сопровождающего – стажера с сомнительной фамилией Пацюк. Управленческие шутники отрывались на Пацюке по самые гланды, они преуспели в интерпретациях: за месяц Пацюк побывал и “Поциком” (с ударением на ехидно-непристойном “О”), и “Поссюком”, и “Писюком”, – пока секретарша районного прокурора Оксана, имеющая кровных родственников где-то под Тернополем, не сообщила, что “Пацюк” переводится с хохлацкого как “крыса”.

Тут-то и начался очередной виток пацюковских мучений. Ладно бы только крыса, это еще можно пережить, так ведь еще и хохол!..

Но Пацюк плевать хотел на все эти хихоньки-хахоньки и глубокомысленные замечания в курилке о пользе украинского сала для молодого растущего организма. Напротив, он собирался пустить в Управлении корни и со временем занять в нем видное место. И уже не сходя с этого места, заняться протухшими “глухарями”, коих в Управлении набрался не один десяток. Кроме того, Пацюк читал по ночам “Практическую психологию” и изысканные малостраничные японские детективы. И был уверен, что нераскрываемых преступлений не существует.

Именно Пацюка, этого недобитого адепта Эдогавы Рампо <Эдогава Рампо (1894 – 1965) – японский писатель, автор детективов>, и пристегнули к Забелину. И к забелинским делам, где, кроме серьезного двойного убийства на Наличной, полусерьезного несчастного случая с крупным бизнесменом, выпавшим из окна, и совсем уж несерьезной коммунальной поножовщины на набережной Макарова, а также прочей бескровной шелухи, значилось еще и самоубийство К. К. Лангера.

Пацюк имел неосторожность выехать на место происшествия вместе со следственной группой – и тут же был сражен наповал утонченной красотой приятельницы покойного. Впрочем, поговорить с ней стажеру не удалось. Дело было настолько явным, что следственная группа, пробежав галопом по квартире сумасшедшего, свернула работу в рекордно короткие сроки. Паспортные данные самоубийцы, паспортные данные соседей, паспортные данные (вдох-выдох, выдох-вдох!) черноволосого ангела. Впрочем, паспортные данные его не интересовали. Куда больше его заинтересовало имя, на которое ангел откликался.

Мицуко.

В этом было что-то смертоубийственно-японское.