Битвы божьих коровок

Ей открыли не сразу: сначала мелькнула тень в глазке, затем послышался легкий звон набрасываемой цепочки, и только после этого дверь немного приоткрылась. И на нее взглянул любопытный старушечий глаз.

— Вам кого? — спросила старуха.

Настя наклонилась к образовавшейся щели, и в нос ей ударил сильный запах камфары, старой кожи, старых книг и старых цветов в старых гербариях. Собиравшихся, должно быть, ко дню тезоименитства августейшей императрицы Александры Федоровны.

— Вам кого?

— Простите за поздний визит, ради бога. Мне нужен мальчик. Он живет здесь… Маленький мальчик… Наверное, ваш внук.

— Нет здесь никаких мальчиков, — сердито бросила старуха и захлопнула дверь.

Несколько секунд Настя растерянно стояла перед черным рифленым дерматином. Первая попытка оказалась неудачной, а с мальчиком вообще вышел перебор. И никаким внуком этому высохшему Лютику он быть не может. Судя по запаху в квартире, по несохранившемуся цвету глаз старухи, ее внук и сам уже имеет внуков.

Что ж, у нее остается еще один шанс, зато верный.

…Верный шанс обратился в ничто спустя десять минут.

Все эти десять минут Настя билась в искореженную дверь. Вначале она робко звонила, потом звонила отчаянно, потом принялась стучать, потом колотить в дверь обоими кулаками. И, вконец обессиленная, прибегла к помощи ботинок.

Никакого эффекта.

За обшарпанной дверью никого не было. Ни движения, ни дуновения ветерка, ни запахов — даже камфарного.

Квартира была нежилой. Или, во всяком случае, хотела так выглядеть.

Квартира обманула Настю. Спрятала от нее мальчика в футболке! А ведь ей ничего не стоило приветливо открыться, и Настя вошла бы в нее, и ее напоили бы чаем, и, приложив палец к губам, показали бы спящего мальчишку, а она сказала бы: “У вас замечательный малыш. Такой серьезный… Смотрите, он улыбается во сне”.

Да, так бы она и сказала. А родителям было бы приятно.

И они обязательно рассказали бы Насте о старшем друге мальчика — Кирилле, который делал таких замечательных воздушных змеев. И Настя тоже рассказала бы. им о Кирилле — в детстве он обожал запускать змеев. Он ведь из Вознесенского, а это маленький поселок на юге, где нет больших домов, зато всегда тепло и море никогда не замерзает. Земля у них не очень хорошая, каменистая, но им с мужем привозят настоящий чернозем для теплиц. Она рассказала бы им об Илико: это ее сын, ему двенадцать, и этим летом он уехал учиться в Англию. Да, он уже взрослый. Слишком взрослый. Он взрослее, чем ей хотелось бы…

Настя изо всех сил стукнула ботинком по двери.

Напоследок.

А потом присела на грязные ступеньки лестницы и положила голову на колени. Фотографии, которые она прихватила с собой, теперь никому не понадобятся.

— …Что же вы двери высаживаете, девочка? Старческий голос за спиной заставил Настю вздрогнуть. — Вы же видите, что никто не открывает. Скажите спасибо, что я милицию не вызвала.

— Спасибо…

— И не сидите на холодном полу. Вы еще очень юная, вам детей носить. Разве можно так, милая?

Настя поднялась со ступенек и осторожно приблизилась к старухе. Она была совсем крошечная, похожая на девочку, которая забыла вырасти. Забыла, да так и состарилась, не вспомнив.

— В этой квартире никто не живет, — сказала состарившаяся девочка.

— И давно? — спросила Настя.

Вопрос ее был абсолютно лишен смысла: какая разница, как давно здесь не живут? Главное, что не живут сейчас.

— С лета… Может быть, с конца июня… Не помню точно, но разве в моем возрасте это важно?

— Извините, что побеспокоила вас. Я сейчас уйду.

— Думаю, им было бы приятно. — Старуха задумчиво пожевала губами.

— Кому? — удивилась Настя.

— Жильцам… К ним редко кто приходил. Зрение у меня неважное, но слух, слава богу, хороший. Вот вы стучали только что, а у меня даже в поджелудочной железе отдавалось. Она у меня больная…

— Простите, ради бога. Я просто искала мальчика… Мне кажется, он жил в этой квартире. Вот, посмотрите…

И прежде чем Настя успела сообразить, что делает, рука ее потянулась к карману куртки, где лежали фотографии.

— Это он. Вы знаете его?

— Предупреждаю, у меня неважное зрение… Старуха поднесла фотографии к глазам и долго, мучительно долго их рассматривала.

— Отвратительное зрение… Почти ничего не вижу… И поджелудочная… А лекарства такие дорогие… Если у вас будет возможность, никогда не старейте, девочка! Это так ужасно, так ужасно быть n'est pas frais!.. <Не первой свежести (фр.)>

— Не понимаю…

— Конечно, не понимаете, милая! Но лет через шестьдесят… О, как вам будет это близко…

Настя попыталась взять фотографии из разбитых артритом пальцев старухи. Но не тут-то было! Старуха перебирала снимки, цепко держась за их края и причитая по поводу безвозвратно утраченного зрения.

— А ведь раньше у меня были великолепные глаза. И я даже стреляла из духового ружья, представьте себе… Это Владик.

— Что? — не поняла Настя.

— Мальчика зовут Владик. Они жили здесь с бабушкой. Очень замкнуто. Ни с кем не общались. А потом уехали куда-то.

— В конце июня?

— Да-да… В конце июня звучит как “в конце жизни”, вы не находите?

— Они уехали насовсем?