Битвы божьих коровок

— Еще один кретин. Давно собираюсь на него настучать в компетентные органы как на исламского фундаменталиста, да все как-то руки не доходят.

— А он исламский фундаменталист?

— Не знаю… Проповедует какое-то эзотерическое учение, впечатлительным дурам головы морочит… Да какая вам разница! Эль-Хамади ни при чем. Эль-Хамади — повод. А вы только намекните моему кобельку на возможность близости — все остальное он сам сделает.

Настя спрятала визитку в карман и вопросительно посмотрела на деньги. Ей не особенно хотелось брать их; взять — означало обмануть Марину. Ведь ни о какой (господь наш всемогущий!!!) близости (Пресвятая Богородица!!!) и речи быть не может (ныне, присно и во веки веков!). И вообще, чур меня, чур!.. Но, с другой стороны, если она не возьмет деньги, это будет выглядеть подозрительно.

Когда купюры перекочевали в Настин карман, Марина спросила:

— А профессиональная аппаратура у вас есть?

— Аппаратура?

— Ну да. Видеокамера, “жучки” всякие…

— Этого добра навалом, — соврала Настя. — А для чего?

— Господи ты боже мой! Чтобы его низость получила документальное подтверждение, мы ведь с вами уже говорили об этом.

— Да, да, я помню.

— Отлично. Как мы условимся?

— Я позвоню вам через неделю.

— Хорошо, через неделю. Но, думаю, вам хватит и трех дней. С женщинами вашего типа у него все развивается довольно стремительно.

— С женщинами моего типа?

— С самоуверенными стервами. Кстати, а почему вы назначили мне встречу именно в этом ресторане?

Настя набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

— Иногда, знаете, люблю здесь пообедать. Вдали от родных деревянных… Приятно расплачиваться гринами. Чувствую себя как в Америке.

— Бред, — отрезала Марина. — Америки не существует. Как таковой.

— То есть как это — “не существует”? — испугалась Настя. — А что же тогда существует?

— Островок в океане. Возможно, даже Северном Ледовитом. Там много киностудий, и все они делают фильмы. Про некое виртуальное пространство, которое все условились называть Америкой. Америка — это декорация, не больше. А этот ресторан — еще одно место, где бывает мой муженек. То есть — тоже декорация, здесь он иногда разыгрывает сцены соблазнения. Так что все очень символично. Вы не находите?

— Нахожу, — только и смогла сказать Настя.

— Кстати, Анастасия Кирилловна… Как называются ваши духи?

— “Наэма”. Вам не нравятся?

— Отчего же… Есть в них что-то такое… В букете… Думаю, мой подонок будет приятно удивлен…

Марина еще раз с удовольствием щелкнула ногтем по фотографии подонка.

— Я его голым в Африку пущу. Он у меня допрыгается, скотина!

* * *

…Это была тридцать шестая сигарета за сегодня, и отдавала она сливовыми косточками. Далеко за флагом остались запахи коньячного спирта (двадцать девятая сигарета) и сыра “Рокфор” со слезой (тридцать первая сигарета). А впереди Забелина ждали еще имбирь, лаванда, жженый сахар — вплоть до баклажана с чесноком.

Запах баклажана с чесноком был запахом сороковой сигареты.

Запахом принятия решения.

А принимать решение было необходимо. Особенно после того, что всплыло во время обыска в доме убитой гражданки Елены Сергеевны Алексеевой. Которую Забелин запомнил как Мицуко.

Хотя поначалу ничто не предвещало никаких особенных сюрпризов.

В Сосновую Поляну, на улицу Пограничника Гарькавого, Забелин выехал уже отягощенный кое-какими знаниями. О происшедшем в особняке и о самом особняке, и о его бывшем хозяине.

Замок в стиле “Здравствуй, Дракула” был построен два года назад в самом заброшенном углу Юкков, в глубоком овраге между двумя холмами. Почему Андрей Иванович Манский выбрал именно это вовсе не престижное и глухое место, хотя кругом было полно живописных склонов, так и осталось загадкой для администрации поселка.

Но факт оставался фактом: Манский предпочел именно низину с прилегающим к ней леском и примкнувшим болотцем. Некоторое время (сразу после того, как постройка дома была закончена) к особнячку шастало множество любопытных из числа местных жителей. И дальних соседей-толстосумов, владельцев унылого, как бабские рейтузы, кирпичного евростандарта. В среде аборигенов особнячок получил прозвище “Чертова мельница”. А в среде завистливых и бескрылых соседей — “С понтом Нотр-Дам”.

Майский поселился на “Чертовой мельнице”, когда строители еще доделывали единственную башенку с круглым зарешеченным окошком, вокруг которого кольцом обвивался дракон. Когда же особняк был закончен полностью, в нем появилась и молодая жена Майского, Татьяна.

Манский и Татьяна представляли собой довольно колоритную пару. Он — высокий брюнет, она — невысокая блондинка. Манский часто бывал в разъездах (бумажный комбинат в Карелии требовал его постоянного присутствия). Татьяна же практически все время проводила в загородном особняке. Чей она занималась — неизвестно. И вообще, образ ее жизни никак не напоминал образ жизни жены преуспевающего бизнесмена. Фитнесс-центры и бассейны она не посещала, дорогие магазины и дорогие вечеринки — тоже. Кроме того, у Майских никогда не было даже приходящей домработницы (хотя площадь дома была довольно внушительной).

И никогда не было гостей.