За обедом общим разговором неизменно завладевал Чацкий — он обладал горячим темпераментом, несомненным ораторским даром и чувством юмора. Булгарин боялся осрамиться, если его вдруг спросят, читал ли он какой-нибудь из трудов Чацкого по истории или правоведению, но этого не случилось; сам автор был не настолько тщеславен, чтобы поинтересоваться, к тому же, как понял Фаддей, его одолевали другие заботы: на имя государя поступил донос о том, что программу обучения для Кременецкого лицея на Волыни, основанного Чацким, составлял Гуго Коллонтай, освобожденный из австрийской тюрьмы хлопотами князя Адама Чарторыйского. У русского правительства возникли опасения, не превратится ли Кременец в рассадник якобинской крамолы; лицей хотят перенести в Киев, а Чацкому предписано выехать в Харьков под надзор властей. Кто-то вспомнил, что попечитель Харьковского учебного округа — граф Северин Потоцкий, и Булгарин с радостью подхватил, что граф Северин — в высшей степени достойный, добрый и честный человек, его собственный благодетель; он, несомненно, разберется в этом деле и устроит его как нельзя лучше. После этой речи на Фаддея впервые обратили внимание, чем он был немало польщен.
Князь Доминик в карты не играл, но при этом уплачивал проигрыши своих приятелей; деньги как будто не имели для него никакого значения. Зато он охотно и изящно танцевал; темноокая Теофилия с русыми кудряшками на лбу была его неизменной партнершей в мазурке. Булгарин немного вальсировал, но лишь тогда, когда остро не хватало кавалеров; легкие подвижные польки с лукавыми глазами были совсем не похожи на Töchter[10] немецких бюргерш, с которыми он отплясывал в трактирах на Крестовском острове, а корнет менее всего желал сделаться предметом для насмешек. Поэтому он всегда держался настороже с записными шутниками из местной молодежи, опасаясь клюнуть на какую-нибудь мистификацию.
Прошел второй день, за ним и третий. Наконец, Фаддей через камердинера князя Доминика попросил об аудиенции. Утром, часов в десять, его пригласили в кабинет.
Немного волнуясь, Булгарин попросил прощения за то, что утруждает князя маловажным делом; ему, право, совестно, но обстоятельства вынуждают… Вот, не угодно ли… Это письмо вашего покойного дяди… При его жизни это не было исполнено, иначе опека сослалась бы на квитанцию, что из кассы было уплачено, но вот письмо главного поверенного…
— Скажите сами: в чём тут дело? — спросил князь Доминик, даже не взглянув на обе бумаги.
— Моему отцу следовало получить триста червонцев…
— И он не получил? Так я велю уплатить.
Взяв письмо Кароля Радзивилла с отчеркнутыми Булгариным строчками, Доминик приписал внизу: "выплатить следуемое подателю сего", улыбнулся, обнял Фаддея и поцеловал.
Кассир отсчитал деньги, не задав ни единого вопроса. Уехать тотчас показалось Булгарину неприличным, он решил остаться до завтра.
В этот день был какой-то праздник, поэтому вместо конной прогулки все отправились в домовую церковь; князь Доминик явился туда в русском камергерском мундире из темно-зеленого сукна с красными обшлагами и золотым шитьем, с золотым ключом на голубой ленте.
Общество, собравшееся к обеду, было взбудоражено чрезвычайной новостью: двадцать второго июля Наполеон учредил в Дрездене Великое герцогство Варшавское, созданное из Мазовии, Куявии и Познани, отобранных у Пруссии, и подписал его Конституцию! Правда, употребление слова "Польша" применительно к нему запрещено, герцогом назначен саксонский король Фридрих-Август, губернатором Варшавы — маршал Даву, а сам Наполеон носит титул "протектора", однако Великому герцогству позволено иметь свою армию, и командовать ею будут Юзеф Понятовский, Юзеф Зайончек и Ян Генрик Домбровский, главные польские патриоты! Наконец-то император французов начинает выполнять свои обещания!
За столом было шумно, все кричали, перебивая друг друга. Новое величие Франции вернет из небытия Речь Посполитую! Мираж, утопия! Наполеон лишь использует поляков в своих целях, не желая возрождения их как нации, он предал их, заключив мир с австрийцами; Костюш-ко отказался служить Наполеону; Князевич, бравший Рим и Неаполь с Макдональдом и победивший австрийцев при Гогенлиндене вместе с Моро, убедился в его вероломстве и уехал на Волынь к Евстахию Сангушко. Но Коллонтай верит Наполеону! А почему он отдал Белосток Александру? Но Понятовский, Домбровский! Даже Князевич поверил, что Польша возродится через польскую армию, создаваемую в Варшаве, потому и отказал Александру, когда тот предложил ему сколотить другую — в Литве, чтобы полякам не пришлось драться друг с другом!