Битвы орлов

Палафокс отступил к Сарагосе, Кастаньос — в Калатаюд; Ланн послал отряды вдогонку за обоими, но сам едва мог пошевелиться: прошло всего две недели с тех пор, как его принесли в Виторию в шкуре только что освежеванного барана, — его тело представляло собой один сплошной кровоподтек. Ничего, если Ней уже в Агреде, Кастаньосу не уйти.

Нея в Агреде не оказалось: он думал, что Ланн разбит, ведь у него было всего двадцать тысяч штыков против пятидесяти тысяч у испанцев. К тому же император прислал ему новый приказ: срочно идти в Гвадалахару, чтобы прикрыть справа наступление гвардии на Мадрид. Сульт должен был занять Леон, а Ланн — захватить Сарагосу. Сто тридцать тысяч французских солдат, конных и пеших, шли по дорогам Наварры, Арагона, Кастилии и Леона.

***

Сивый горный хребет, напоминавший пилу зубцами вверх, протянулся с юго-запада на северо-восток, загородив собой Мадрид. Кряжистые дубы с мучительно скрученными стволами отрясали остатки бронзовых листьев с толстых ветвей, точно засучивая рукава перед дракой.

Под дубами порой копошились бурые дикие кабаны; заслышав людей и лошадей, они моментально скрывались в оврагах или прятались в густых кустах среди пожухлой листвы, встревоженно шевеля влажным черным рылом и поводя ушами. Белки с рыжими грудками и серыми хвостами порскали по шершавым стволам изломанных ветром сосен, пропадая в густом тумане, а высоко в небе, откуда лесистые склоны гор казались обросшими лишайником валунами, парили черные грифы, надеясь на скорую поживу.

Дорога на Мадрид через ущелье Сомосьерра была самой короткой, но и самой трудной, потому Наполеон и выбрал ее, надеясь не найти там крупных отрядов неприятеля. Он изнывал от нетерпения на своем биваке, дожидаясь, пока дорогу расширят хоть немного для прохождения конницы и артиллерии; полковник Лежён отправился на рекогносцировку, захватив с собой взвод конных поляков.

Тропа резко забирала вверх, в тумане не было видно ни зги. Один из спутников Лежёна предостерегающе поднял руку: говорят по-испански? Луи спешился, отдал ему повод своего коня и крадучись пошел вперед, на голоса. Наткнулся на бруствер, за которым стояли пушки, но сколько их, точно понять не смог; вернулся к лошадям. Едва небольшой отряд поворотил обратно, как на дороге показался пехотный батальон, шедший в гору в полнейшем молчании.

— Не ходите этой дорогой, там овраг, — негромко сказал Лежён офицеру, шагавшему впереди.

Все солдаты мгновенно взяли ружья наизготовку.

— Не стреляйте! Я фра…

Только тут Лежён понял свою ошибку: это были испанцы!

— Не стреляйте! — перешел он на испанский. — Со мной три полка, лучше сдавайтесь сразу!

Солдаты бросились врассыпную и мгновенно скрылись в тумане.

— Смеетесь вы, что ли, надо мной?

Наполеон пришел в крайнее раздражение, выслушав доклад Лежёна, однако заставил повторить рассказ ещё раз. В этот момент ему доложили, что дорога готова, можно выступать.

Император ехал шагом вместе с центральной колонной; две другие забирали вправо и влево, карабкаясь по крутым бокам Сьерры-де-Гуадаррамы, оступаясь, скользя по сухой хвое, цепляясь за острые белые камни… Ружейные залпы вспороли тишину, вспугнув заметавшееся эхо; несколько ядер разорвались на тропе, заставив лошадей взвиться на дыбы. Через несколько минут поступили донесения от командиров колонн: у дороги и на холмах засели испанцы, у них очень выгодная позиция, они нас попросту перебьют.

Наполеон остановил колонны и задумался. В самом деле, пехота не сможет идти быстро. Значит, атаковать должна конница. Взяв с собой взвод конных егерей, полковник Пире уехал на разведку; стрельба прекратилась, туман рассеялся. В бледном небе сияло холодное солнце, подобное всевидящему оку.

Вернулся Пире: до перевала — две с лишним версты по ущелью шириной не более шестидесяти локтей, с усеянной камнями тропой, трижды делающей крутой поворот. У каждого поворота — по несколько сотен испанцев; три батареи простреливают каждый участок дороги, в последней, на горе — не меньше десяти орудий, там тысячи испанцев, пройти невозможно.

— Сударь, я не знаю такого слова! — резко ответил ему Наполеон. И тотчас повернулся к адъютанту: — Позовите моих поляков.

Филипп де Сегюр ускакал.

"Вот он, мой шанс!" — подумал про себя Луи де Мон-брён. Император до сих пор гневался на него за четыре дня промедления в Байонне, пока бригада Монбрёна сражалась в Испании без него. Генерал ждал приезда старшей сестры, чтобы доверить ее заботам свою юную невесту (боялся оставить ее одну в городе, где полно военных); Наполеон объявил его дезертиром и отдал под арест, однако "гауптвахта" нынче находилась в испанских горах, в свите императора. Сегюр привёл эскадрон шеволежеров, сверкавший новыми голубыми мундирами с красными пластронами, алыми панталонами и белыми султанами на конфедератках, из-под которых глядели юные лица с едва пробившимися усиками. Монбрён выехал вперед.

— Сир, позвольте мне возглавить эту молодежь!

Наполеон кивнул, не обернувшись.