Битвы по средам

Мистер Вендлери слегка наклонил плиту, чтобы она вышла из пазов… И тут на меня посыпалась всякая всячина: обрывки домашних работ и писем от учительско-родительского комитета; размноженные на ротапринте листки с заданиями; красно-сине-белые обёртки от жвачек «базука», которые собирает Данни Запфер; изгрызенные карандаши Т2; разноцветные куски картона с уроков труда; салфетки из столовой; остатки чёрной кроссовки — помню, как Дуг Свитек искал её месяца полтора; обрывки газетного фото, где я лечу над сценой в жёлтых колготках; жалкие остатки «Миссисипи в моей жизни», то есть в жизни Мирил-Ли Ковальски, у которой пропал этот доклад… всё сыпалось как прошлогодний снег.

— Подставляй корзину! — закричал мистер Вендлери.

Собственно, я так и делал, но хлам сыпался мимо — мне на голову, в лицо, за шиворот. Наверно, я заорал, потому что миссис Бейкер вскочила и корзину у меня забрала.

— Предлагаю поискать другой способ для сбора мусора, — сказала она мистеру Вендлери, стряхивая с меня истерзанную крысами макулатуру.

Завхоз вышел из класса и вернулся с куском брезента. К этому времени я уже более или менее овладел собой — во всяком случае, дрожать перестал.

Мистер Вендлери вручил мне колотушку.

— Что я должен делать? — обречённо спросил я.

— Бить всех желтозубых! — воскликнул он.

— Ясно, — отозвался я упавшим голосом. Ещё неизвестно, что хуже: стоять под бумажным потоком, который валится из крысиного обиталища, или бить этих крыс колотушкой.

Меня снова затрясло, но я всё-таки встал с колотушкой наперевес. Согласитесь, я проявил настоящую отвагу и выдержку, вполне в духе Джима Хокинса, а учитывая все обстоятельства, даже почище. Ещё неизвестно, как бы повёл себя герой Стивенсона, если б ему за шиворот насыпали жёванного крысами хлама.

Но Сикораксу и Калибана мы так и не увидели. Мистер Вендлери поочерёдно заменил все восемь скособоченных плит на новые, спустился и оглядел дело своих рук.

— Потолок — как новенький! — довольно сказал он.

— Вы уверены, что он хорошо закреплён? — спросила миссис Бейкер.

Ах, как я ждал ответа «уверен»! Уверен, уверен, уверен!

— Ещё бы не уверен! — ответил мистер Вендлери. — Чистая работа!

— Что ж, — произнесла миссис Бейкер, — тогда возвращайтесь к «Юлию Цезарю», мистер Вудвуд.

Ну, допустим, вернулся. Скажу честно: Шекспир плохо читается, если ты только что стоял с колотушкой наперевес, готовясь бить всех желтозубых, и если мистер Вендлери до сих пор расхаживает по классу, тыча палкой в потолок, — проверяет, не вспучились ли другие потолочные плиты. И нет никаких гарантий, что ни одна из этих с виду крепких плит не вывалится. И потревоженные Сикоракса и Калибан вместе с ней. Нам на головы. То-то все будут счастливы!

Меня так и подмывало залезть на парту и читать «Юлия Цезаря» там. Но Джим Хокинс этого бы не одобрил.

Уходя, мистер Вендлери пообещал, что завтра непременно заглянет проверить, как держатся новые потолочные плиты.

— Спасибо вам, — сказала миссис Бейкер.

И снова взялась за тетради. Мне кажется, она тоже с радостью залезла бы на парту. И поджала ноги.

Кстати, когда рядом учитель проверяет тетради, читать Шекспира тоже трудновато. Только и думаешь о том, по чьим работам так размашисто гуляет красная ручка, где лежит в этой стопке твоя собственная тетрадь и скоро ли её черёд. Вспоминаешь, что знания твои по теме «Придаточные определительные» не самые лучшие. Короче говоря, не читался в тот день Шекспир, обстановка не та. Хотя «Юлий Цезарь» вроде бы неплохая пьеса. Там есть, например, такая строка: «Чурбаны, камни! Нет, вы хуже их!» Не так сочно, как ругательства Калибана, но звучит сильно.

Ещё меня отвлекало, что миссис Бейкер поминутно вытирала глаза. Она нас ещё несколько дней назад предупредила, что сильно простужена, хотя это и так ясно. Глаза у неё всё время на мокром месте и красные, как у кролика. И сморкается громко, внушительно. А иногда она вроде как забывается и смотрит куда-то далеко, в никуда, словно нас нет вокруг.

Простуда длилась и длилась, даже, пожалуй, ухудшалась. Мирил подсчитала, что за один урок миссис Бейкер расходует по полкоробки мягких бумажных салфеток, а это уже тянет на мировой рекорд, потому что салфеток там штук пятьдесят.

В пятницу таким вот простуженным голосом она объявила, что на уроках у нас будут присутствовать члены попечительского совета — придут проверять и учеников, и учителя. Договорила она, уже хлюпая носом, словно булькала из-под воды. Но наша миссис Бейкер — стойкий оловянный солдатик.

Нет, она просто — миссис Бейкер. Этим всё сказано.

— Будьте вежливы с членами совета, — напутствовала нас она. — Я жду от вас идеального поведения и достойной демонстрации полученных за этот год знаний.

— Когда они придут? — спросила Мирил.

Но прежде чем сообщить вам, что ответила миссис Бейкер, я должен объяснить кое-что ещё, иначе вы мне просто не поверите. Так вот, у Шекспира, когда Юлий Цезарь собирается в Рим, где с ним приключится много неприятностей, прорицатель всё это ему заранее предсказывает. Конкретно вот что: «Тебе грозят бедою иды марта».