Заметим все же, что христианство преобладало среди простонародья. Жизнь христиан была образцом умеренности. Заботясь о внутреннем величии и благородстве и дорожа только духовными сокровищами, они осуждали все связанное с роскошью в преисполненном богатствами Римском государстве, как то: строение пышных зданий, заведение богатейшей мебели – столы из слоновой кости, постели из серебра, обтянутые пурпуровой и вышитой золотом материей, золотая и серебряная посуда, украшенная резьбою и драгоценными камнями (Климент Александрийский. «О воспитании детей»). Христиане жили более чем скромно. В горнице святой Домны, девицы Никомидийской, было несколько предметов: Распятие, книга Деяний Апостолов, рогожа на полу, глиняная кадильница, лампада и небольшой деревянный ящичек, в котором хранились Святые Дары для приобщения (Бароний. Деяния муч. Никомидийских). Христиане не носили одежд яркого цвета; св. Климент Александрийский одобрял белый цвет («О воспитании детей») как знак чистоты, притом сей цвет был в общем употреблении у греков и римлян. Христиане не любили тонких и нежных материй, особенно шелковых, бывших тогда в такой редкости, что про давали их на вес золота; перстней, драгоценных камней, а также завивания волос, опрыскивания себя духами, слишком частого хождения в баню, излишней опрятности, всего, что возбуждает чувственную любовь и пылкое вожделение (Климент Александрийский. «О воспитании детей»; «Постановления апостолов»). Христианский поэт Пруденций видел первый знак принадлежности к христианам в перемене во внешности и оставлении украшений. Аполлоний, древний писатель церкви, делает следующий упрек монтанистам, говоря об их лжепророках: «Скажите мне, пророк напрыскивается ли духами? Любит ли наряды? Играет ли в кости? Отдает ли в рост деньги? Пусть скажут, позволительно ли это или нет? Я докажу, что их пророки то делают» (Евсевий. История…).
Однако если мы устремим взор «с безвременной высоты» сегодня «на тысячелетия мира исторических форм», то окажется, что Imperium Romanum видится уже не каким-то уникальным феноменом, но продуктом типичным и даже характерным для современного мира. Во всяком случае, черты Древнего Рима нетрудно уловить в культурах Великобритании, Франции, Германии, Испании, Италии, Скандинавии, Соединенных Штатов Америки… История Рима, как и вся история Запада, – это «Аппиева дорога», где можно видеть наряду с великими сокровищами науки, искусства и культуры, увы, и распятых рабов. Просто цепи стали иные.
Но правомерно ли накладывать «лекала» Рима на современный мир?! Подводя итог сказанному, можно ли утверждать, что Древний Рим был чужд иных идеалов, кроме практических и традиционных (богатство, власть, семья и т. д.)?
На сей вопрос, важный для понимания политики, экономики, морали и современного общества, мы попытаемся ответить. Кирхенгейм, ссылаясь на критерии общественного сознания римлян, утверждал: «Никому не придет в голову искать в истории римского народа, который признавал святость брака более, чем какой-либо другой народ, а понятие о собственности проводил строже и энергичнее других народов, учений, дорогих уму тех, кто любил питать себя иллюзиями и утопиями». К сходному заключению пришел и Г. Адлер: «В истории Рима в противоположность истории Греции нельзя найти никаких зачатков социализма… (Точнее говоря, социально-утопических идей равенства и общности имуществ.) Не только трезвый и рассудительный ум римлянина, но и его ясно выраженный частнохозяйственный дух наживы помешали ему воспринять идеалы коммунизма». Вывод поддержан немецким философом К. Форлендером: «… философский и вообще литературный осадок социально-критических идей – не говоря уже о социалистических у прозаично трезвого римского народа – гораздо более скуден, чем у богатых фантазией греков». В новых трудах эти оценки национальных качеств римлян формулируются еще категоричнее. В. Найт определяет римлян как грубых и циничных материалистов. Г. Роуз, восхваляя греков за высокую абстрактность мышления, не может удержаться от замечания, что римляне вообще-то были гораздо более «тупоголовым» (slowes-witted) народом. Исходя из подобных тезисов, Г. Фласхар утверждает, что в латинской литературе не было ни понятия, ни предмета утопии, Ф. Полак делает вывод, что «трезвый и практичный Рим не имел ни религиозных, ни светских идеалистических видов на будущее». В западной литературе и по сей день едва ли не общепринятым является мнение о том, что римляне были трезвыми, слишком практичными, «слишком удовлетворенными и слишком самодовольными, чтобы мечтать об идеальных политиях; для них сам Рим был утопией». По крайней мере таковы мнения западных авторов.