Битвы за корону. Три Федора

– Пожалуй, я не стану торопиться с его подписанием. У нас говорят, кто не спешит, тот и на арбе зайца догонит. А еще советуют прежде чем взглянуть один раз вперед, вначале пять раз оглянуться.

– Помнится, у вас говорят и иное: кто долго выбирает, тому плешивая жена достается, – недовольно пробурчал я.

– Говорят, – кивнул хан. – Но согласись, князь, решение отдать земли и рабов, пускай не всех, а лишь православных, не следует принимать одному. Лучше собрать Диван, убедить остальных в выгодности союза с Русью, иначе… твое зловещее предсказание может сбыться куда быстрее и мало утешения, что я погибну не от черной смерти.

Я приуныл. Хотелось в очередной раз вернуться в Думу триумфатором, а заодно утереть нос Романову, но…. Что и говорить, хан прав. Действительно, в одиночку такие вещи не решают. Куда надежнее повязать свою знать участием в его составлении, дабы впоследствии никто из них не дергался.

– Ты не выпустишь меня, пока я не подпишу требуемое? – услышал я откуда-то издалека ханский голос.

Я посмотрел на Кызы-Гирея. Хан иронично прищурился, а уголки его губ чуточку изогнулись, готовые к насмешливой улыбке. Я высоко вскинул подбородок. Ишь какой! Во лжи уличить меня задумал. А вот фигушки тебе.

– Ну почему ж. Князь сказал, князь сделал, – на ходу изменил я любимое выражение одного из моих университетских приятелей Димки Викалюка «пацан сказал, пацан сделал». – Слова своего я нарушать не собираюсь.

– Тогда в путь, – предложил хан. – К чему откладывать.

Ближе к вечеру я вместе с ним и Сефером был под Москвой, а на утро следующего дня, появившийся в сопровождении боярской свиты Годунов привез и вручил обильные подарки. Хану и его сыну досталось по роскошной шубе, а кроме того пяток соколов, с которыми Сефер успел волю поохотиться, да столь удачно, что его трофеи исчислялись двузначным числом. Не забыл государь и про дары ханским женам, попросив передать особый поклон его любимой старшей сестре Кутлун-Султан.

Вечером, как водится, состоялся пир. Федор, пожалуй, веселился больше всех остальных. Не испортило его настроение и мое сообщение о ханском отказе подписать договор о союзе. Напротив, он кинулся ко мне с утешениями, горячо уверяя, что это воюют быстро, да и то такое дано не всякому, а с прочим как ни старайся, резвости не выйдет.

Утром мы выехали к южным рубежам. Вообще-то я не собирался провожать Кызы-Гирея, но что делать, если накануне, он по дороге в Москву попросил меня об этой услуге. Мол, тогда он будет до конца спокоен за безопасность своего отряда. Отказывать напрямую не хотелось и я пояснил, что в данном случае одного моего согласия мало. Кто знает, какие неотложные дела скопились в Думе, потому государь может и не дозволить. Увы, подсказать Федору не отпускать меня, я не успел – хан мастерски сработал на опережение, обратившись к нему с просьбой чуть ли не в первую минуту их встречи. Годунов же, верный слову ни в чем мне не отказывать и услышав от хана, что я не против, благодушно махнул рукой.

Впрочем, четыре-пять дней (проводы намечались до Оки, не дальше) ничего не решали, благо, в третий раз совместная делегация Освященного Земского собора и Боярской думы собиралась предложить Федору корону через четыре дня, а само венчание на царство должно произойти аж через три с половиной недели.

– А почему так долго? – удивился я, услышав об этом.

Годунов, виновато улыбнувшись, пояснил, что пан Мнишек прислал гонца с просьбой отложить, ибо раньше ему не поспеть, а поприсутствовать хотелось.

– Опять с сыновьями припрется и кучу другой родни притащит, – вырвалось у меня.

Очень уж велико было раздражение, вот и не сдержался. Но, глянув на сконфуженного Федора, смягчился – и впрямь, отец невесты, никуда не денешься. Однако дал совет предупредить ясновельможного не брать с собой большую свиту, ограничившись двумя десятками гайдуков и десятком пахоликов.

Тот помялся, но все-таки спросил:

– Не мало ли? Воля твоя, князь, мне б и самому не хотелось, чтоб ляхи сызнова Москву заполонили, но и пана Юрия забижать как-то не того….

– Почет не в том, сколько с тобой людей, а в том, чтобы их оказалось больше, чем у остальных, – усмехнулся я, предложив: – Напиши, что два десятка дозволяется взять с собой ему одному, как тестю, а остальным, кто бы ни был, не более одного.

…По дороге мы с Кызы-Гиреем говорили о чем угодно, но не о договоре. Листы с ним я прихватил, причем по его просьбе, но он молчал, а мне первым поднимать эту тему не хотелось. Еще подумает, будто я клянчу, да и вообще, памятуя инструктаж дьяка Палицына, назойливость у степняков не приветствуется, считаясь дурным тоном.

На последнем совместном привале он вдруг поинтересовался у меня, не испытываю ли я опасений, отправившись в путь с малым числом воинов. Ведь случись что и его тысяча всяко одержит верх над моей сотней.