Битвы за корону. Три Федора

Ишь ты, какой смелый. Даже Годунова вскользь покритиковал, не побоялся. Впрочем, насколько мне известно, он и раньше, воеводствуя в Астрахани, вместе с тамошним архиепископом Феодосием отказался присягнуть Дмитрию. Надо запомнить мужика, благо, он – один-единственный, кто отважился посочувствовать опальному. Нет, вполне возможно, что его точку зрения кто-то разделял, но… молча.

Зато остальные….

Чего только ни желали мне, но я все равно не подавился, по-прежнему сохраняя на лице надменно-скучающее выражение. Да и во взгляд свой вложил такое презрение ко всем ним, что прочитали его даже неграмотные, то есть особо толстокожие. Если бы они поняли, что это нормальная защитная реакция – чем глубже человек сидит в дерьме, тем выше он держит голову – они бы не наседали со своими подколками. Но психологов на Малом совете не имелось, а потому мое поведение несказанно бесило народ. Впрочем, и меня их «сострадание» постепенно стало доставать и я внутри постепенно начал закипать, чувствуя, что еще немного и сорвусь.

Сейчас бы на подворье, холодный душ, чашку кофе, но для этого надо покинуть царские палаты. А как мне выйти, когда аккурат перед дверью, загородив ее от меня, скопилась кучка из семи человек во главе с Романовым. Тон задавал Федор Никитич, громко рассказывающий своим прихлебателям, как он, будучи на Опекунском совете, неоднократно увещевал меня не горячиться и быть поосторожнее.

– Не бери наскоком – поплатишься боком. Тонко натягиваешь – оборвешь. А он за свое. Ну вот и достукался. А иным прочим наука – не кичись, а старым родам в ножки поклонись.

При этом он демонстративно не глядел в мою сторону, давая понять, что я для него отныне пустое место.

– Послезавтра не забыть бы тебе напомнить государю, что и приказы, кои ныне под князем, надобно иным людишкам поручить, – озабоченно встрял Репнин. – Да поначалу помыслить промеж себя, кого на какой поставить.

– А чего там особо мыслить, – пренебрежительно отмахнулся Романов. – С Земским двором особливо помыслим, не к спеху, а Стрелецкий…. Чаю, ты, Ляксандра Андреич, воевода первостатейный, вот и примешь его под свое начало. Да заодно и ратных холопьев князя Макальпы приструнишь, а то возомнили о себе невесть чего. Известное дело, безродные, нету в них вежества. А всего лучше воеводой к ним сыновца моего поставь, Ивана Борисовича Черкасского. Он хошь и в стольниках покамест, но рука твердая, сумеет их норов пригасить.

– Будь покоен, Федор Никитич, спуску не дам, – солидно пробасил Иван Борисович. – В бараний рог скручу. Такую острастку задам…

Замечание про гвардейцев меня окончательно достало. Приструнить и пригасить, говорите? В бараний рог? Ну-ну. Я демонстративно кашлянул в кулак, не столько намекая, что нахожусь рядышком (они и без того это прекрасно знают), сколько сигналя, что собираюсь встрять в их дискуссию. Но никто и ухом не повел, демонстрируя свое безразличие.

– А Аптекарский приказ кому? – озаботился толстый Иван Годунов.

– Жребий киньте, – посоветовал я.

Все дружненько повернулись и уставились на меня. Несмотря на мой мрачный вид они меня ничуть не опасались. Подумаешь, молод и ретив. Среди них тоже не старики собрались, а кое-кому – вроде Черкасского и Сицкого – и вовсе тридцати не исполнилось. Да и оружия у меня под рукой не имелось – положено все сдавать перед входом в царские палаты, включая саблю. Так что глумливые ухмылки со своих рож они убирать не собирались.

– Ты енто о чем, князь? – поинтересовался Репнин, задирая голову в тщетной попытке изобразить надменность, но по причине низкого роста получилась какая-то пародия. Правда, бороденка угрожающе нацелилась мне в грудь.

– О евангелии, – пояснил я, процитировав: – Распявшие его делили одежды его, бросая жребий, кому что взять.

– Мыслится, мы и без советчиков неплохо обходились, – пренебрежительно отмахнулся старший из братьев Романовых.

– Да я и не собирался встревать, но у меня возникли опасения, что у вас появился повод для радости, потому и хотел предупредить – мои дела не так плохи, чтоб вы столь бурно ликовали. А на будущее даю совет: не стоит делить шкуру неубитого медведя, особенно в его присутствии. Медведю это может не понравиться. Сдается, поспешили вы с дележкой приказов. И у тебя, Иван Борисович, навряд ли получится задать острастку моим гвардейцам. Не думаю, что государь их тебе доверит, ибо стая волков под началом барана очень скоро становится баранами, а Федору Борисовичу оное весьма нежелательно.

– Ну ты! – вякнул было Репнин. – Как смеешь?!

– Погоди, Ляксандра Андреич, – отодвинул его в сторону Романов и вкрадчиво осведомился. – Ты что, князь, вовсе забылся? Решил поперек государевой воли пойти?

– Ну зачем же поперек государевой, – пожал я плечами и медленно направился в обход «могучей кучки» поближе к стене, чтобы обезопасить себя с тыла от их будущей атаки, коя не за горами.