Битые козыри

– Докажите. Та информация, которой я располагаю, не дает мне оснований для такого вывода.

Окончательно растерявшись, Зюдер молча искал нужные слова. Эйб его не торопил.

– Я попытаюсь связать тебя еще с одним источником информации, – сказал Зюдер. – Надеюсь, ты поймешь, что твои выводы ошибочны.

– Хорошо, я отложу свое решение.

* * *

Милз был встревожен сообщением Зюдера и, посоветовавшись с Лайтом, предложил привезти Эйба в лабораторию.

Сделать это было непросто. Супермими находились на особом режиме. Хотя никто не запрещал им отлучаться из лаборатории и никаких запретов, кроме заложенных при их рождении, они не признавали, но так уж была рассчитана программа их работы, что желание «прогуляться» у них не могло даже возникнуть.

Дополнительная трудность заключалась в том, что никто вне узкого круга лиц не знал и не должен был знать об использовании в лабораториях корпорации труда мэшин-менов. Разоблачение такого нарушения закона вызвало бы громкий скандал.

Милз подсказал Зюдеру убедительный довод для того, чтобы получить официальное разрешение на поездку к Лайту.

Зюдер сказал Торну, что появилась настоятельная необходимость познакомить одного из мэшин-менов с работами доктора Лайта.

– Хотя Гарри ничего о своих успехах не сообщает, – говорил Зюдер, – но, судя по всему, он добился многого.

– Это не новость, – перебил Торн. – Но он ни с кем делиться не желает.

– Если наш Эйб побывает в лаборатории, он разберется во всем без подсказок, и мы получим ценнейшую информацию.

Торн не забывал о витагене, иногда справлялся у Лайта, как идут дела, но ничего существенного не узнавал. Предложение Зюдера представилось ему соблазнительным.

– Ты думаешь, что тебе удастся туда проникнуть?

– Уверен. У меня с Бобби сохранились дружеские отношения, и он не откажет мне в экскурсии по лаборатории. А Эйба я выдам за обычного мими-секретаря.

– У тебя, Арт, появились интересные мысли и хорошая хватка, – одобрительно сказал Торн. – Попытайся. Но все, что там раскопаешь, передашь мне лично! И больше никому.

Прежде всего Эйба познакомили с Диком. Эйб был гораздо совершенней своего прародителя, но зато Дик, изучив голограммы тысяч людей, располагал такими сведениями об их душевной жизни, о которых его потомок и не подозревал. Им было о чем поговорить, и никто им не мешал.

Развернув перед Эйбом одну из обобщенных голограмм, Дик предупредил его:

– Перед тобой очень несовершенная конструкция. В ней много взаимоисключающих узлов. Но, не разобравшись в них, ты не найдешь ответов на вопросы.

– Меня особенно интересует, как выглядит и какое место занимает в этой конструкции принцип доктора Лайта.

– Такого механизма ты в мозгу человека не найдешь.

– Как же он появился у нас с тобой? Если доктор Лайт подчинил нашу деятельность своему принципу, значит, идея такого механизма родилась в его мозгу.

– У людей рождалось очень много прекрасных идей, – заметил Дик, – но это не мешало им самим постоянно делать глупости.

– Какой смысл ты вкладываешь в слово «глупость»?

– Поступать во вред себе и другим людям, то есть делать как раз то, что запрещено нам принципом.

– Это я знаю из истории человечества, но хотел бы понять, почему так происходит.

Дик уже догадался, что информация, которой напичкан Эйб, весьма односторонняя и объяснять придется с азов.

– Начнем с того, Эйб, что производство людей, в отличие от нашего, очень несовершенно. В этой сфере все хаотично, случайно, непредвидимо. Родители никогда не знают, кого они произведут на свет – мальчика или девочку, красавца или урода, умницу или идиота. Это не зависит ни от их желания, ни от воли. Даже тебе не вычислить всех возможных сочетаний наследственных признаков, которые в конце концов определяют личность новорожденного.

Дик временно убрал обобщенную голограмму и извлек из архива Минервы несколько индивидуальных записей. Он детально познакомил Эйба со стволами Инса, со ступенями Инта, с гипертрофированными эмоциями. Он растолковал биологическое значение каждого ансамбля нейронов и почему именно их сохранил естественный отбор.

– Сколько здесь лишнего! – воскликнул Эйб.

– Не только лишнего, но и вредного, – уточнил Дик. – То, что когда-то было полезным и нужным, потом стало мешать, а избавиться от врожденных качеств очень трудно. Пожалуй, самое трагичное – это неравномерность развития интеллекта и эмоций. Технология все время опережает нравственность.

Эйб непривычно долго переваривал поток совершенно новой информации.

– То, что я узнал, – сказал он наконец, – не объясняет мне, почему я должен помогать злодеям готовить войну. Не могу понять, зачем нужно было доктору Лайту создавать нас – мэшин-менов? И сама идея была сомнительной, а ее последствия уж вовсе неразумны.

Дик рассказал историю своего появления в лаборатории, о предательстве Торна и заключил:

– Даже самые благородные и мудрые ученые ни когда не могли предвидеть, что принесут людям их открытия. И они далеко не совершенны. Не предвидел и доктор Лайт.

– Тем более у него оснований разрешить нам самоуничтожение.