Читаем Бюро Черных Кэбов полностью

– На самолет опаздываете? – Эзра не любил задавать очевидные вопросы, но чтобы хоть как-то начать беседу, он иногда прибегал к этой практике.

– Что-то вроде этого, и если я опоздаю, – парень провел рукой по смуглому лицу, – то меня уволят. И тогда я останусь в Лондоне на всю свою оставшеюся жизнь, – он как-то слишком глубоко вздохнул и запрокинул голову назад, смотря в белый кожаный потолок Черного Кэба.

– Не самый плохой исход, для кого-то Лондон – это несбыточная мечта, – Эзра запустил таксометр и, посмотрев в зеркало заднего вида, начал выезжать с парковки.

– Что для одного потолок, для другого пол, – отозвался парень, пытаясь расчесать пятерней густые волосы, – так что если сначала я думал, что Лондон – это только мое начало, то сейчас я все больше допускаю мысль о том, что это мой «потолок».

– И почему же так? – Эзра приподнял одну бровь, оценивающим взглядом осмотрев кожаный, явно байкерский костюм.

– Почему мне не светит ничего, кроме Лондона? – парень ухмыльнулся. – Взгляните на меня. Я – Роберт, одиннадцать лет я потратил, чтобы проучиться с людьми, которых ненавидел. После – четыре года скитался в общежитиях, где водились тараканы, а также приятный бонус – совершенно некомпетентные преподаватели, которые не видят ничего дальше своего вздернутого носа. Еще год я потратил на то, чтобы оказаться здесь. На низкооплачиваемой работе. Еще два года я становился неплохим фотографом и вот сейчас. Сейчас я не более, чем человек, потративший восемнадцать лет впустую.

– Но жизнь не измеряется годами жизни, – начал вести дискуссию Эзра.

– Да, но на могильных плитах пишут именно это, – невесело ухмыльнулся Роберт, – а вообще, были в моей жизни определенно и хорошие вещи, но было их гораздо меньше.

– Но ведь были.

– Но ведь меньше, – парень был уверен в соей правоте.

– Есть еще время исправить все. Сегодня с утра одна женщина сказала мне, что еще вся жизнь впереди и…

– Тот, кто думает, что у него полно времени не иначе, чем глупец, не знающий, что жизнь имеет свойство заканчиваться, а время – двигаться очень быстро.

– Неужели ваше время вышло? – не понял Эзра.

– Иногда наступает момент, и ты понимаешь, что где-то внутри, ты вдруг остановился. Остался в каком-то прошлом. Застрял там, как Алиса в зазеркалье.

– Но ведь Алиса выбралась.

– Но я не Алиса, – парень почесал тонкими пальцами небритую щеку, – к счастью.

– Откуда вы? – Эзре и правда было интересно, откуда этот человек приехал. Ведь он выглядел совершенно не местным. И дело было вовсе не в его цвете волос, коже или странном грубоватом акценте, чем-то почему-то напоминавший Эзре не то хорватский, не то словенский. Дело было в движениях тонких пальцев, в движениях рук, которые очень сильно жестикулировали. Дело было в карих глазах, которые метали молнии, хотя человек не казался агрессивным. Наоборот, был вполне спокойным, но с эмоциями, которые вот-вот вырвутся наружу. Но не смотря на то, что у пассажира был достаточно грубый голос, он не сказал чего-то обидного, и даже не пытался задеть Эзру. Впрочем, спустя какое-то время Эзра начинал понимать, что излишняя эмоциональность и большая доля скепсиса в голосе с грубоватым акцентом могла принадлежать только человеку, который жил…

– Россия, – кивнул Роберт, растягивая кожаную куртку.

– И чем же вам не нравилась Россия, что вы решили переехать? – Эзра удивленно приподнял одну бровь и проследил, как руки парня оказались за головой. Он закрыл глаза.

– Зачастую переезжают не от большой ненависти к одной стране, зачастую переезжают от большой любви к другой стране.

– И что же вы, сильно влюблены в Великобританию?

Парень немного отодвинул рукав куртки и Эзра мельком взглянул на татуировку:

– Я бы не менял в этом городе ничего, кроме погоды, – произнес скорее самому себе Роберт, пряча саму надпись под рукав кожаной куртки.

– Это применимо к любому городу, – попробовал посопротивляться Эзра.

– Взгляните на Лондон. Дориан Грей говорил о нем, – парень впервые за поездку улыбнулся, правда, скорее всего, своим мыслям.

– И все же Лондон вы любите больше, чем…

– Чем Лодейное поле? Безусловно, – Роберт заметил непонимание на лице таксиста, – это так город называется.

– Но почему?

– Почему я люблю эту страну больше? Потому что она подарила мне больше приятных воспоминаний. Потому что со страной, где я родился, у меня возникают плохие ассоциации. В той стране случилось кое-что плохое.

– Вы сбежали оттуда поэтому?

– Для русского человека оскорбительно слово «Сбежать», но да, я сбежал.

– От закона? – Эзра напряженно сжал руль двумя руками, заподозрив молодого парня в причастности к опасной преступной группировке.

– От себя, – парень снова запустил пятерню в волосы.

– Неужели вы первый человек, которому удалось сбежать от самого себя?

– Не удалось, – Роберт вздохнул, не зная, что еще добавить.

Эзрас встал в большую пробку, какая обычно образовывалась около одиннадцати утра.

– Можем опоздать, – констатировал он, обращаясь к парню. Тот достал из кармата телефон и посмотрел на время.

– Уже опоздали.

– Мне жаль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство