Бюро расследования судеб

Ниточка к Вите Войцик закончилась ничем. Ей должны были ампутировать несколько обмороженных пальцев на ногах, она работала в отряде заключенных под Бартом[11]. Ей было крайне трудно ходить – такое увечье наверняка могло стоить ей отправки в Миттверду, и уж точно не укрылось бы от Ильзе. Та Вита, которую она разыскивает, может быть одной из оставшихся пятерых – если не считать того, что следы этих женщин потеряны и их, по-видимому, ничего не связывало с Равенсбрюком. Как будто след шагов на снегу в тот февральский день 1945-го оставил ее призрак.

Уик-энд Ханно проводит в Геттингене. Пусть даже она по нему скучает – Ирен в целом устраивает, что его не будет пару дней. Сегодня вечером лес укутан пеленой дождя и тумана. Она разводит огонь в камине, наливает себе стаканчик белого вина и звонит Антуану – возлюбленному ее юности, а ныне – лучшему другу. Его голос позволяет ей представить, что Париж не так уж далеко, достаточно просто закрыть глаза – и вот она уже садится верхом на его мотороллер и они мчатся через весь город на полной скорости, только бы не пропустить в синематеке фильм Брессона.

– О-о, призрачная леди! Я уж тут думал, немцы тебя насовсем украли. Когда вернешься к нам?

– Не знаю. Моя новая миссия очень меня занимает.

– Если бы каждый раз, когда я слышу от тебя эту фразу, мне платили бы по одному евро, я бы уже купил себе новый обогреватель. Старый совсем сломался. Мерзну так, что живу укутанный пледом, будто старый пес-паралитик.

О, эта улыбка в голосе Антуана. Она представляет себе, как он курит на балконе, беспечно поглядывая на прохожих на бульваре Инвалидов.

– Собор подсвечивают?

– Конечно! Он тебя ждет. С легким налетом меланхолии.

– Скажи ему, что я скоро приеду. Но сперва должна вернуть кое-какие предметы их получателям.

Она рассказывает ему о том, как протаптывает дорожки Мальчик-с-пальчик там, где в архивах вместо них белые камешки. О следах, ведущих в никуда, о своем нетерпении и неудовлетворенности.

– Если я правильно понимаю, ты должна искать заключенных, владевших этими вещицами, и по следу найти их потомков? А что делать, если их нет?

– Значит, мой труд окажется напрасным, – говорит она. – Но я надеюсь, что под конец поисков кто-нибудь да выявится. Дальний родственник или кто-то из друзей… Тот, для кого все это будет иметь смысл.

– И много таких поисков ведется?

– Необходимо вернуть тысячи вещей, поэтому каждый отрабатывает несколько следов, да плюс к этому еще много других поручений… В общем, работаем в поте лица!

– А предмет ты обязана возвращать потомкам лично? – спрашивает Антуан – он хорошо знает ее.

В ответ она помолчала.

– Полагается приглашать их в Арользен. Если они не в состоянии перемещаться – можно послать им предмет, но всегда предпочтительнее личная встреча. Для нас это большая разница. Обычно расследование начинается по ходатайству кого-то из близких. А тут они ни о чем не просили, мы сами с ними связываемся. Это может их сильно травмировать. Я стараюсь не задумываться лишний раз. Ты и представить не можешь, как это меня мучает.

– Прежний шеф избавил бы тебя от этого испытания, – лукаво поддразнивает он.

Она любуется тем, как огонь играет золотом в бокале красного.

– Ах, вот ты про что… При нем предметы ржавели в шкафах. Представляю, какую рожу он состроил бы, если бы сейчас вернулся в ИТС. Архивы оцифрованы, доступны каждому. Мы развиваем десятки проектов – с лицеями, мемориалами, историками… К нам приезжают со всего света, чтобы отыскать следы своего дедушки, сгинувшего в Доре[12]. Одерматт грохнулся бы в обморок! Сбылся его наихудший кошмар.

Она закрывает глаза и сквозь потрескивание поленьев в камине ей слышится смех Эвы, чуть хрипловатый из-за зажатого в зубах окурка. Вот бы кто насладился таким блистательным реваншем!

– Фонды архивов, – замечает Антуан, – как коллекция гранат с вынутой чекой. Оцифровать их для всеобщего пользования – это замечательная победа демократии.

И эта победа совпала с приездом в центральную дирекцию новой специалистки по истории. Ирен в этом видится счастливое стечение обстоятельств.

– Насчет твоего выжившего в Треблинке: тебе стоило бы еще раз посмотреть фильм Ланцманна, – подсказывает Антуан. – Помнишь, там, где про восстание в Собиборе?

Она помнит тот ранний вечерок дождливой осени. Ханно было, кажется, четыре или пять лет. Она оставила его у матери, чтобы сходить с Антуаном в киноклуб на улице де л’Эпе. «Собибор, 14 октября 1943 года, 16 часов». Вышли они потрясенные улыбкой того выжившего, кто совершил невозможное. В тот день он сломя голову бежал к лесу. Кругом свистели пули. Падали его товарищи, бежавшие рядом. Добежав до темной лесной чащи, он рухнул на землю и заснул. Словно после такого подвига не жалко и умереть.

– Иегуда Лернер, – срывается шепот с ее губ.