Бьющий на взлете

— Нет. Папа… прости, я взяла одну вещь у тебя… она… ну… вывалилась у тебя из кармана на кресло. Утром.

— Какое еще кресло?!

— Вот то, у стены.

То, в котором ему явилась Эла. Элы больше нет.

— Ты зашел когда, бросил куртку, я потом тут сидела и увидела. Я подумала, ты, может, в подарок купил, ты… я не успела тебе сказать!

— Анеля, детка. Пообещай мне, что… когда всё кончится, ты еще раз возьмешь эту вещь и зашвырнешь подальше в лагуну у врат Лидо. Это нужно сделать. Это не успела сделать ее хозяйка. Ни в коем случае не оставляй себе. Обещаешь?

— Пап, я…

— И передай маме, что я люблю вас обеих.

— Пап, ты…

— Все будет в порядке. Я сам скажу. Это на случай, если вдруг забуду.

Ему даже удалось улыбнуться.

— Верь мне. До последнего верь мне, Анель, что бы ни случилось…

За стеной раздался легкий вскрик — голос матери.

Мухоловка захлопнулась, возмездие приближалось.

Шестеро лбов, седьмая — течная сука в черном, с сардонической ухмылочкой, теперь уверенно приклеенной к лицу. А что ей? Теперь можно и торжествовать, поймала ктыря на половой инстинкт, умница. И приманка-то простая какая, и знал всё, и всё равно повелся. Наблюдал, прикидывал, ждал, очень жалел, что не мог видеть настенных часов. Некогда было думать о том, что своей слабостью, единственной за пять лет, погубил разом и мать, и дочь. Женщинам они просто заткнули рот, как мясу, годному на убой. Рванулся Грушецкий — какое там рванулся, напрягся, большего не получилось — только когда среди тех шестерых увидел флегматичного ставленника Строцци, Паоло. Остальные были внятны ему, двое людей, оба явно не до конца соображали, во что ввязались, и трое хищнецов, жирный овод, пара поджарых слепней. А в каменной голове сбоило, как в настройках телепередачи, плыло изображение. Видел их всех словно в пелене третьего века, как под водой видит незащищенный человеческий глаз.

— Джуд, — сказал один из слепней, оглядывая вязанку пищи, — бери, что тебе надо, и пойдем. И вали этих всех.

— Что сразу всех? — вступил второй. — Я бы поел.

— Не успеем, — Джудит цокала каблуками взад и вперед по номеру, не глядя на жертв, — да и подавишься. Он же ктырь.

— Он не убил Пьетро.

Мальчишка-карманник.

— И не отымел Памелу.

Облапавшая его у Мираколи девица. Ведь понимал, понимал же, что все это неспроста…

— С чего ты вообще взяла, что он ктырь? — изумился овод.

Она ощерилась:

— Будете мне еще вопросы задавать! Неужели не видно?! Всё здесь обыскали?

— Всё. Кроме баб. Но ничего не нашли. Что ищем-то, Джуд?

— Одну маленькую вещицу, тебе не по уму, — отмахнулась она от большего слепня. — Баб потом пощупаешь, мертвых.

— Дай хоть молодую живьем!

Лицо Анели исказилось ужасом, Грушецкий дернулся, Джуд усмехнулась:

— Некогда, а жаль. Надо убрать за собой до того, как сюда явится какой-нибудь сачок или восьминогий. Лично я не готова угодить в морилку. Да и этот, седой… как бы не оклемался.

— А чего это он весь такой опасный? — вступил один из людей, молоденький мальчик. — Лежит вон упакованный, не жужжит.

— Упаси тебя твой боженька узнать, чего он такой опасный. И не треплись с ним, тебе не по уму.

— Джуд…

— Заткнись, я сказала, — она деловито шарила по шкафам, столам, тумбочкам.

Повернулась, прищурясь, к Грушецкому:

— Может, сам скажешь? Тогда, так и быть, скоренько убью. И первым, что немаловажно.

Тупить. Тянуть время. Жаль, не видно циферблата часов:

— Знал бы я, что ты ищешь, красотка, может, и помог бы…

Буквально полчаса до точки невозврата.

— Сам скажешь, где вещь? Или их, — кивнув в сторону мамы и Анели, — правда, складывать по очереди у тебя на глазах? Ну, до чего ж мужики дебилы, великая мать… только шантаж, и никогда никакой разумной договоренности!

Они не должны его получить. Зеленый эмалевый жук с молдавитовой спинкой. Да, с ним всё происходит куда быстрее, но он продержался пять лет и получил последний подарок — возможность поговорить с Элой. И за это остро был благодарен сейчас покойной госпоже Малгожате, откуда бы та его ни взяла.

Овод разлепил узкую щель рта, они с Паоло стояли у дверей, перекрывая вход:

— Тянешь время, Джуд. Вали их и пошли. Если ты хотела воздаяния за сестер — вот оно, воздаяние. Кончай выродка.

Но та обернулась к говорившему и окрысилась так, что тот аж попятился:

— Он что-то взял у убитой. Я не знаю, что это за вещь, но она должна быть где-то здесь. И мы найдем ее.

Тянуть время. Не подпускать их к Анеле:

— Нет тут ничего вашего. Я ее… потерял.

Джуд усмехнулась:

— Старый, завязывай врать, тебе не идет. Такое попросту не теряют. А хочешь, я тебя отпущу, если отдашь?

— Убьешь их сам — дадим тебе шанс, — осклабилось одно слепневое рыло, кивнув в сторону женщин.

— Может быть, даже дадим возможность загладить вину, — согласилось другое.

Для эффектных фраз нужен поставленный дикторский голос, сейчас он не мог им похвастаться. Сел, как смог, прохрипел у них из-под ног:

— Не всякая жизнь стоит того, чтобы ее жить.

— Однако… Смелый какой.

— Руки отпустите, тогда поговорим.