Бизар

Он потерял к нему интерес сразу после того, как Вальдемар и саранча эмигрантов, которых он пригласил на дешевую распродажу «экзотических бирюлек» (так он называл пакистанское барахло, которое пытался сбыть Хануман), презрительно потрогали, поперебирали бусы своими сальными пальцами и сказали, что такую дрянь и даром не надо! Ярослав каждый день требовал, чтоб мы ему что-нибудь покупали; он не желал просто так нас у себя терпеть – ему было мало того, что мы его слушали, поддакивая, всячески ублажали его, намыли полы повсюду, собрали паутину. Нет, он хотел, чтоб мы потратили на него свои ничтожные сбережения! Мы влили в него ирландский виски, а потом покупали водку… Очень быстро деньги кончились – во всяком случае так утверждал Хануман. «We seem to be short of funds»[33], – сказал он, когда в очередной раз зашла речь о водке. После этой фразы Ярослав начал затевать с Хануманом споры, указывать ему на его дурацкий акцент, непонятное образование и прочие недостатки, даже состязался с ним в шахматы! Хануман терпел его выпады, с деланым отчаянием проигрывал, изо всех сил уступал во всем, признавал, что ошибался, не под той звездой родился, напрасно жрет, спит и недостоин дышать с ним – мудрейшим из мудрейших – одним воздухом. Тогда Ярослав начинал спорить со стариком, который придумал себе, что в чем-то согласен был с Хануманом, хотя никто не понимал, что он имел в виду, Ярослав злился и спрашивал меня, не согласен ли я с индусом тоже… Не дожидаясь моего ответа, махал на нас всех салфеткой, отодвигался и, забрасывая ноги на пуфик, крякнув, принимался рассуждать о своей научной работе.

– Без Мао и Сталина никак. Культ личности – это образец шизоидного сознания! – восклицал он, бросая в мою сторону взгляд. – Думаешь, это просто так все возникло? Как бы не так. Сначала были всякие народники, они придумали толпе подходящего Бога, позаимствовали у Ницше героя. Основной материал марксизма – толпа, об этом нельзя забывать. Изучение толпы – вот что важно. Психология стада. К этому приложили руку анархисты. Влились богостроители. Из этого пекла вышел Луначарский со своей космической теорией революции духа и марксизма как последней религии. Ленин провозгласил социализм религией. Когда его сделали мумией, Сталин объявил Ленина Богом. Аграрной России, стране набожных идиотиков, которые так зависели от колесницы Ильи-пророка, всегда нужен Бог или боги… А чем Ильич хуже Ильи-пророка? Тот же Пророк! И пророчит он что? Счастливое будущее – коммунизм! Символом которого стала неиссякаемая рожь! Вечно золотая! Вечно колосящаяся! Эх!.. Нам постоянно придумывают жизнь, условия для существования. Сами мы ничего не решаем. Демократии нет нигде. И не нужна она! Потому что мы рождены рабами и ничем другим быть не можем. В подсознании у нас заложена функция подчинения, и ничего другого, подчинение и поклонение. Обустраивают нас в сталинках-хрущевках, и хорошо. Делают из нас быдло, которое обслуживает элиту, и ладно. Бросили нам шмоток сена, пучок порея, и хорошо! Что еще нужно?

После такого монолога он обычно пил несколько рюмок, молчал, наливаясь синей яростью, и вдруг заводился:

– Необходимы сыворотки, вакцины, иммунная система общества должна укрепляться… А мы слабеем… Нацисты бродят по улицам, пишут письма с угрозами, пишут ругательства на стенах… С этим надо бороться через оздоровление общества. Отдельных индивидов лечить бесполезно. Пораженные части тела надо ампутировать. А тело лечить! Вот чем надо заниматься! Паразитами! Психами!

– Фашизм, нацизм, тирания, – как-то буркнул Хануман неосторожно, – ксенофобия, гомофобия – все это любимые наркотики человечества, мэн, от этого лечить невозможно. Вывел блох в Японии – полезут тараканы в Китае; вылечишь Китай – заболеет Америка. Хэх, проще уничтожить все человечество!

Ярослав ничего не ответил, только сверкнул глазами, но так зверски, что я подумал: сейчас он выставит нас на улицу. Но пронесло. Возможно, он сам понимал, какую чушь несет, просто заводился… пил и заводился, а когда пьешь, не все ли равно, о чем говорить – лишь бы перло! Ярослав занимался не изучением космического беспорядка, а самим собой, своим глубоко личным остервенением, которое возникало от пьянства и неудовлетворенности. Его ситуация была совершенно безвыходная. Как и моя, например. Но я так жил не от того, что искал лучшей жизни (уверен, что Ярослав именно за этим подался за границу), я был в бегах… я спасал свою шкуру… мне не нужна была космическая анархия, чтобы спрятать от себя бессмысленность моего существования, – я каждую ночь сам душил надежду.