Бизерта. Последняя стоянка

Все, кто понимал угрозу надвигавшихся событий, чувствовали необходимость объединиться для защиты Родины. Так зародилась Белая борьба под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России. Узнавались пункты, куда надо было пробираться, и, несмотря на постоянную слежку, многие уезжали с опасностью для жизни, главным образом холостые и старшие ученики военных училищ. Много труднее было семейным.

…Последние июльские дни в Ревеле… Ни поездов, ни почты, ни, конечно, сведений о родных и друзьях.

Рубежное! Только там могли бы мы быть у себя, но и там ждала нас полная неизвестность. После лозунгов, суливших крестьянам помещичьи земли, сколько помещиков было убито, сколько поместий разграблено и сожжено!

Однажды мама вернулась домой с новостью: формировался поезд-эшелон на Украину, которая объявила свою независимость. Мы чуть его не пропустили: поезд был для «украинцев», а не для «русских». После многих хлопот нам разрешили ехать как «уроженцам Украины». Единственным «уроженцем» была я, родившаяся в Лисичанске. Сколько раз впоследствии за границей столкнемся мы с таким же национальным фанатизмом!

Для сборов не потребовалось много времени. Мы жили в меблированной квартире, все ценное распродано. Наше имущество поместилось в одну корзину, довольно неудобную; не помню, как папа ее понес. Мама несла Люшу на руках, а я вела Бусю.

В товарном вагоне без окон мы разместились в углу на полу возле других пассажиров. Дверь оставалась открытой днем и ночью, и папа с мамой спали по очереди, опасаясь, что, встав ночью, я выпаду спросонья из поезда.

Как рассказать об этом путешествии?!

Часть нашей жизни перестала существовать. Не знаю, как проходил день, как мы одевались, как мы ели, о чем говорили, кто был вокруг нас. И тем не менее этот бег поезда с притихшими людьми оставил во мне такое впечатление, что я до сих пор ощущаю его реальность.

Однажды, рассказывая об этом, я заново так сильно все переживала, что это чувство передалось моему внуку: «Бабу, картина разлуки у поезда из „Доктора Живаго“ — это как твое путешествие».

Казалось, что мы никогда никуда не приедем. В полумраке вагона, бросаемого справа налево и слева направо, стремящегося под неровный стук колес к неопределенной цели, мы были полностью оторваны от нашей предыдущей жизни.

Иногда поезд останавливался посреди пустого поля. Недостаток угля? Близость фронта? Бандиты?.. Все выходили из вагонов…

Случалось, что в дороге мы получали помощь Красного Креста. Я навсегда запомнила неповторимый вкус сгущенного молока, которое раздавали детям.

Остановки! Русские равнины, поля, цветы, летнее солнце… Но измученные люди их больше не видели…

Наступил все же день, когда мы приехали в Харьков. Возвращение к жизни! Вероятно, в наши дни космонавты чувствуют то же самое, приземляясь. Поезд в Рубежное уходил с другого вокзала. Надо было взять извозчика.

— Сколько я вам должна? — спросила мама.

— Сорок рублей.

— Вот последние, — и мама опустошила кошелек.

Извозчик поднял на нас глаза; надо думать, что вид у нас был невеселый. Папа с корзиной, маленькая Люша, уже слишком тяжелая для мамы, и я с Бусей. «Давайте двадцать», — сказал извозчик. Мы запомнили этого человека на всю жизнь.

Ночь в поезде «Харьков — Рубежное» мы с Бусей просидели, приютившись в уголке широкой скамьи, на которой спали, растянувшись во весь рост, двое взрослых людей. Мне казалось несправедливым, что они не хотят уступить немного места таким маленьким, как мы!

Утром, когда мы были уже недалеко от станции Насветевич, папа стал расспрашивать пассажиров. Поместье Рубежное около Лисичанска?.. Никто ничего точно не знал. Некоторые слышали, что дом сгорел… Другие, что владелец ранен… Мама старалась нас успокоить: «Ну вы же видите, что это только все по слухам!» Но выбирать не приходилось. Короткая остановка перед маленьким белым вокзалом — и только мы одни спустились с поезда.

Как только он отошел и шум колес затих, нас окружила полная тишина. Железнодорожная станция… И ни одной живой души! И нас, конечно, никто не мог встретить. Прямой путь — это широкая тропа в гору, где высоко над Донцом, в глубине парка, прячется дом. Великолепие украинского лета, глубокая тишина знакомой природы, чувство, что мы у себя после бесконечных дней, полных неизвестности; от этого пережитые волнения отступали.

Мы поднимались медленно: багаж, жара, усталость и тревожный вопрос: «Что ждет нас наверху?» Мы часто останавливались, чтобы передохнуть, и снова собирались с силами, и снова в гору!..

Наконец, мы у садовой маленькой калитки, которой мало кто пользуется. Увы! Она забита толстой доской, все заброшено, все пустынно. Сколько тоски в этой заколоченной калитке! За разросшейся зеленью ничего не видно, ничего не слышно. Удручающая тишина. Кажется, что никого нет в большом доме и что все заросло, все вымерло в старом парке. «Если никого нет, мы пойдем в деревню к Анне Петровне», — решает мама. Опять в дорогу! Идем вдоль забора к главному подъезду.