Читаем Бизерта. Последняя стоянка полностью

В книге Клод Анэ «Русская революция», изданной в Париже в 1918 году, мы находим следующее заявление одного из главных деятелей Совета рабочих и солдатских депутатов Иосифа Голденберга: «Приказ № 1 не был ошибкой, это была необходимость… В тот день, когда мы создали революцию, мы поняли, что если мы не разрушим прежнюю армию, то она в свою очередь раздавит революцию. Нам надо было выбирать между армией и революцией. Мы не колебались, мы выбрали последнюю и применили, смею сказать, гениальным образом необходимые средства».

Одно из первых «гениально примененных средств» было массовое убийство офицеров. Еще до того как Приказ № 1 был напечатан, 28 февраля 1917 года в портах Балтики десятки офицеров были зверски замучены и убиты.


Уже несколько дней как в Ревеле было неспокойно. Конечно, родители старались оградить меня от происходившего, но я хорошо помню, как мама взволнованно говорила про Виренов. Что мог понять пятилетний ребенок?! Конечно, ни политического развития событий, ни даже опасности, которой подвергалась семья. И тем не менее куда-то исчезла ребяческая, веселая беззаботность, а живой детский ум запечатлевал отдельные картины, смысл которых я поняла много позже.

Какой печальный был тот вечер начала марта! Казалось, что город замер в каком-то оцепенении. Ночь быстро падала, и сильный ветер сметал, как мне казалось, с пустынной набережной бледный свет фонарей. В доме — тихо. В тот вечер только один папин товарищ по выпуску был у нас.

Я покинула скамейку у закругленного окна и вскарабкалась на высокий плетеный стул около него. Я очень любила Александра Карловича Ланге, несмотря на то что он совсем не похож на папу. Он имел склонность к полноте, никогда не торопился и носил зимой вокруг шеи толстое шерстяное кашне, что необыкновенно для молодого офицера. Его здравый смысл, не без юмора, ладил с папиными фантазиями, и их верная дружба длилась с первых лет Морского корпуса.

Обыкновенно очень спокойный, он не мог в тот вечер не беспокоиться о брате. Тревожные слухи доходили из Кронштадта. Больше двухсот офицеров были убиты. Что с Владимиром Ланге? Еще ничего не известно. Только много лет спустя я найду его имя в длинном мартирологе.

Про события в Кронштадте я тоже узнаю много позже. Капитан 2 ранга А. П. Лукин в своей книге «Флот» подробно описывает гибель адмирала Вирена, семью которого он хорошо знал, так же как и семью совсем молоденького мичмана Тарнавского, который чудом был спасен своими матросами.

Вот последние часы жизни адмирала, первой жертвы революции: «Возбужденная толпа вплотную подошла к массивному зданию дома главного командира. В окнах ни единого огонька. В мрачном блеске зеркальных стекол отсвечивалось зарево горевшего суда. В вестибюле сидели ординарцы и престарелый 84-летний городовой Церковный с колодкой медалей от одного плеча к другому. Со страхом наблюдали они надвигающуюся толпу. Размахивая саблями, ружьями, в пулеметных лентах, толпа бурными потоками окружила дом. Медь и барабаны нестройной, оглушительной Марсельезой ударили по стеклам и стенам домов.

Когда толпы еще не было, но когда она уже шла, охваченная своими инстинктами, к дому главного командира, было получено ошибочное сообщение, что толпа свернула. Вероятно, обитателям дома это вселило надежду, что опасность, хотя бы на сегодня, миновала, и адмирал, решив набраться сил для следующего дня, пошел к себе прилечь, убедив остальных последовать его примеру.

Утомленная двумя бессонными ночами, измученная пережитым, адмиральша одетая упала на постель и забылась тяжелым сном. Когда проснулась, было 5 часов 15 минут утра. У постели стояли дочь и сестра: „Я только что слышала голос папы. Он шел с командами мимо нашего дома“. Вдруг из залы среднего этажа донеслись бравурные звуки рояля, взрывы смеха и шум многочисленных голосов. Поняв все, адмиральша вскочила с постели и бросилась вниз.

По лестнице с ружьями наперевес взбегали матросы. Впереди них был какой-то субъект с саблей наголо, в фуражке с козырьком и Аннинской лентой через плечо.

— Что вы хотите?!

— Не бойтесь, мадам, — остановились матросы. — Мы женщин не трогаем. Мы боремся за свободу и ищем оружие.

— Вот вам револьвер моего мужа. Но умоляю вас, не проливайте крови.

Вожак старался успокоить женщин:

— Не тревожьтесь за судьбу адмирала. Мы арестовываем офицеров, чтобы избежать кровопролития. Вы сегодня же будете допущены к нему и принесете ему пищу.

Внизу шел повальный грабеж. Голодная улица накинулась на съестное и пожирала его. Все было перевернуто вверх дном. Особенно пострадал кабинет. Письменный стол стоял с вывороченными, опустошенными ящиками. По всей комнате валялись клочки бумаги, письма, конверты. На полу лежал Георгиевский крест адмирала, его орден Белого Орла, адмиральские эполеты. Разбитый несгораемый шкаф зиял пустотой. Деньги, фамильное серебро, драгоценности, царские подарки были разграблены…

Но что же стало с самим адмиралом?

Когда толпа окружила его дом, группа вооруженных до зубов матросов вошла в вестибюль:

— Где главный командир?

— Спит, — ответили ординарцы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Редкая книга

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее