– Наверно, лучше выйти на открытую палубу, – крикнула я ему. Он обернулся. – Спутник, – пояснила я, указывая вверх.
Он кивнул и двинулся к иллюминаторам.
Солнце осветило его фигуру; сказав в трубку несколько слов, он стал призывно махать мне рукой.
Кейс остался лежать на месте. Когда я приблизилась, Пуденхаут протянул мне телефон. Теперь все его лицо покрылось испариной.
– Катрин?
– Это вы, мистер Хейзлтон?
– «Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок», – рассмеялся он в трубку.
– «И рушится сквозь потолок на нас нужда», – отозвалась я.
– Вот именно. Чтобы не обмануться, лучше не строить слишком много планов. Ты, часом, не водишь за нос бедолагу Адриана? Действительно никого из персонажей не узнала?
– А я точно видела именно то, что предназначалось для моих глаз?
– Мужчина и женщина занимаются сексом в отеле? Оно самое.
Я улыбнулась бедолаге Адриану, который промокал лоб носовым платком.
– Понятно. Нет, я их не узнала.
– Вот незадача. А уж какая была вокруг этого секретность. – Пауза. – Видимо, придется подсказать.
– Видимо, да.
– А может, лучше пока не говорить? Вдруг ты догадаешься, если будет время подумать?
– Лучше скажите.
– Хмм... Катрин, я бы попросил пока об этом не распространяться. Никому не показывай этот диск. Со временем он может тебе принести немалую пользу.
– Мистер X., если вы мне не скажете, я, чего доброго, поддамся соблазну запустить вашу видеозапись в Интернет – чем черт не шутит: вдруг кто-нибудь другой узнает этих юных влюбленных и откроет мне глаза.
– Скажешь тоже, Катрин. Это было бы крайне безответственно. Не надо своевольничать.
– Я и так слишком долго остаюсь в неведении. Почему бы не рассказать мне все открытым текстом?
Еще одна пауза. Где-то совсем рядом, чуть впереди, взревела корабельная сирена. Мы с Пуденхаутом даже вздрогнули.
– Что это было? – встревожился Хейзлтон.
– Судовой сигнал, – ответила я.
– Невероятно громкий.
– Даже вас оглушило? Итак, кого я должна была узнать, мистер Хейзлтон?
– Возможно, я перестраховщик, но Адриану совсем не обязательно это слышать.
Я улыбнулась Пуденхауту.
– Совершенно с вами согласна. – Я повернулась, отошла на несколько шагов в сторону и одарила Пуденхаута очередной улыбкой. Тот поджал губы. Потом он вернулся в тень и стал наблюдать за мной, скрестив руки на груди.
Слышно было, как Хейзлтон перевел дыхание.
– Героиня тебе даже отдаленно никого не напомнила?
Выходит, надо было смотреть на дамочку! Я напрягла память.
– Нет, не припоминаю.
– Может быть, когда вы встречались, у нее были светлые волосы. Причем довольно длинные.
Светлые волосы. Я представила себе лицо этой женщины (как ни досадно, она почему-то запомнилась мне в момент оргазма, с запрокинутой головой и раскрытым в крике блаженства ртом). Отгоняя от себя этот образ, я стала мысленно удлинять и осветлять ее волосы.
Вполне возможно, подумалось мне, когда-то мы с ней встречались и даже знакомились. Вполне возможно, ее лицо было мне чем-то неприятно. Вызывало нежелательные ассоциации.
– Ну, как успехи, Катрин? – спросил Хейзлтон. Похоже, ему нравилась эта игра.
– Кажется, что-то забрезжило, – неуверенно сказала я. – Но очень смутно.
– Сказать?
– Скажите, – попросила я (а про себя добавила: «садист»).
– Ее зовут Эмма.
Эмма. С этим именем определенно связано что-то мерзкое. Да, я ее видела, это точно, но, скорее всего, только однажды. Но кто она, черт возьми, такая, и почему мне так неприятно о ней думать?
И тут до меня дошло – в тот миг, когда он назвал ее фамилию.
Через полчаса все столпились на капитанском мостике «Лоренцо Уффици»; меня придавили к каким-то еще не размонтированным приборам под иллюминаторами. Я смотрела, как береговая линия мчится на нас со скоростью тридцать узлов. «Лоренцо Уффици» должно было вынести на берег ровно между полуразрушенным грузовым судном и огромным остовом, чего – неизвестно, так как на ребрах-шпангоутах не осталось ни единого листа обшивки. По обе стороны от нас простирались километры песка, а на них – множество судов всех видов и размеров на разной стадии демонтажа: над одними, совсем недавно оказавшимися на берегу, работать еще не начинали, от других оставался только киль и отдельные стрингера; необъятный пологий берег с пятнами нефти усеяли крохотные фигурки, тут и там спорадически вспыхивали бесконечно малые огоньки, а над останками кораблей, над заваленной ломом косой и дальше, в глубине бухты, вздымались косые столбы дыма.