Бизнес по-еврейски 3. Евреи и деньги

«Он меня опозорил, помешал мне заработать, по крайней мере, полмиллиона, насмехался над моими убытками, издевался над моими барышами, поносил мой народ, препятствовал моим делам, охлаждал моих друзей, разгорячал моих врагов; а какая у него для этого была причина? Та, что я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем? А если нас оскорбляют – разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом. Если жид обидит христианина, что тому внушает его смирение? Месть! Если христианин обидит жида, каково должно быть его терпение по христианскому примеру? Тоже месть! Вы нас учите гнусности – я ее исполню. Уж поверьте, что я превзойду своих учителей!».

Но в том-то и дело, что все вышеприведенные доводы вряд ли волновали парижского ремесленника или немецкого крестьянина, нуждающегося в ссуде, чтобы поправить свои дела. Побродив по лавкам ростовщиков и менял и убедившись, что евреи предлагают куда более низкие проценты, чем христиане, он отправлялся именно к еврею. Тот охотно выдавал ему ссуду, подробно объясняя ее условия и спрашивая потенциального должника, согласен ли тот их принять, – это было обязательным ритуалом при займе у еврея, и вспомним, что именно так все и происходит в «Венецианском купце»: Шейлок честно излагает условия, на которых он готов выдать ссуду, честно говорит о том, что он хочет получить в случае невыполнения договора (пусть его требование и звучит страшно и бесчеловечно), и Антонио сам соглашается на все его условия. Только после этого следовала выдача денег и подписание обеими сторонами долговой расписки – «кабалы» (от ивритского глагола «лекабель» – получать).

Но, получив от еврея деньги, средневековый обыватель немедленно начинал испытывать неприязнь к ростовщику хотя бы по той причине, что он ему должен деньги, – таков неумолимый закон человеческой психологии, который замечательный поэт Михаил Светлов сформулировал следующим образом: «Не люблю брать в долг: берешь чужие – отдаешь свои». Эта ненависть невольно усиливалась, с одной стороны, от осознания того, что теперь он находится в определенной зависимости от «христопродавца», парии общества, а с другой – от мысли, что по отношению к единоверцу еврей никогда не позволил бы себе взять проценты. Ну и, наконец, если ссуда была просрочена, то при ее возврате еврей требовал штрафные проценты, то есть «проценты на проценты». Знакомые с детства с математикой, которая наряду с Торой входила в список обязательных для изучения евреями предметов, еврейский ростовщик с легкостью производил подобные вычисления. Но даже для средневекового аристократа, не говоря уже о невежественном, подчас не владеющем четырьмя действиями арифметики ремесленнике, все эти подсчеты оставались совершенно непонятными. Он знал одно: сумма его долга из-за просрочки увеличилась – и увеличилась более значительно, чем он ожидал, а следовательно, еврей, который вначале «заманил» его в свою лавку обещанием низких процентов, теперь с помощью каких-то непонятных расчетов требует с него куда больше, чем, возможно, потребовал бы христианин.

Все это и создавало почву для той ненависти, которая время от времени обрушивалась на евреев со стороны толпы, зачастую провоцируемой непосредственными конкурентами евреев в торговле и ростовщичестве.

Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что история еврейского ростовщичества – это еще и история погромов и изгнаний, официальным поводом к которым чаще всего было именно «ограбление евреями местного населения путем ростовщичества».