Таким образом, и международная практика, если позволительно так обобщенно выразиться, не отрицает использование негласных средств в системе обеспечения безопасности государств. Это еще раз доказывает, что спецслужбы всего мира опираются в своей деятельности на возможности агентуры. Доморощенные «правозащитники» могут спорить на эту тему до срыва голосовых связок и стучать себе в грудь до ее полного посинения, но против правды не попрешь: во всем мире нет прецедента, когда бы работа по обеспечению безопасности осуществлялась только гласными методами.
Кстати, тут есть чему поучиться у американских органов правопорядка. По сведениям печати, только на полицию Нью-Йорка работают примерно 500 негласных сотрудников. При этом отдел собственной безопасности имеет в уголовной среде своих агентов, следящих, так сказать, из вражеского тыла за чистотой рядов самих блюстителей порядка. Поскольку ведущее место в Нью-Йорке занимают преступления, связанные с наркотиками, то неудивительно, что две трети арестов наркодилеров происходят с помощью негласных сотрудников.
После трагических событий 11 сентября 2001 года американские спецслужбы усилили агентурную работу и значительно расширили свой негласный аппарат. Необходимость создания на территории страны обширной агентурной сети из числа информаторов, по роду своей профессиональной деятельности активно контактирующих с населением, обсуждалась на уровне администрации и Конгресса США.
У нас же с конца 80-х и до недавнего времени все было с точностью до наоборот. Во времена горбачевской перестройки «демократическими» СМИ на институт негласных помощников советских спецслужб и правоохранительных органов было вылито море грязи. По авторитетной оценке автора «Записок начальника МУРа», полковника милиции Ю.Г. Федосеева, за период полного отрицания негласных методов было утрачено около трети агентурной сети. И только после трагических взрывов в Москве осенью 1999 года до многих противников «осведомительства» дошло, что получить необходимую сигнальную информацию для предотвращения террористического акта можно только при наличии агентуры среди его организаторов.
Как уже отмечалось, в «свободолюбивых» США ситуация с «доносительством» прямо противоположная, так, например, еще А.Даллес в своей книге* отмечал многолетнее плодотворное сотрудничество с Федеральным бюро расследований голливудского режиссера Бориса Моррсона. {Даллес А. Искусство разведки. — М, 1992.} Не отстал от него и отец Микки Мауса Уолт Дисней, сотрудничавший как с ФБР, так и с Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. В архивах ФБР до сих пор хранится более 500 страниц агентурных сообщений знаменитого мультипликатора, который, поддерживая прекрасные отношения со своими друзьями-либералами, с завидной регулярностью информировал компетентные органы об их сомнительных высказываниях{Эрлихман В. Отец Микки Мауса — агент ФБР. //Экспресс// 2001, № 12.}. Так, например, на слушаниях Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности Дисней дал показания о том, что коварные коммунисты, заполонившие все голливудские студии, покусившись на святое, даже пытались использовать Микки Мауса для ведения коммунистической пропаганды.
Под номером Т-10 по учетам ФБР проходил и некий актер второго плана, уделявший профсоюзной деятельности не меньше времени, чем актерской игре. Эта история о семейном агентурном подряде братьев Рональда и Нила Рейганов достаточно широко известна в Штатах* {Саммерс Э. «Империя» ФБР — мифы, тайны, интриги. — Смоленск, Русич, 2001.}.
Да и наша «демократическая» интеллигенция, сегодня без конца обвиняющая органы безопасности во всех смертных грехах, в те стародавние была более сговорчивой. Пока что только актер Михаил Козаков в августе 2002 года открыто признал, что в 1957 году был завербован КГБ СССР и даже по заданию органов пытался «вступить в близкие отношения» с французской журналисткой.
В этой связи можно привести еще одну характерную историю из книги Сергея Алмазова{Алмазов С. Налоговая полиция: создать и действовать. Воспоминания первого директора налоговой полиции. М., Вече, 2000.}. Не раскрывая фамилии фигурантки, Алмазов рассказывает о том, как в памятном 1991 году председатель КГБ В.В. Крючков пригласил на неофициальную беседу одну из правозащитниц, которая громче всех кричала о необходимости раскрыть архивы Лубянки. Внимательно выслушав гневную тираду посетительницы о гнусности и коварстве чекистов, Крючков положил на стол перед ней личное дело ее отца, чьим именем она начинала и заканчивала все свои выступления на митингах и перед телекамерами. Положил и оставил в кабинете одну.
После ознакомления с документами женщина ушла с Лубянки в состоянии прострации. После этого прошло уже много лет, но больше ни разу (по крайней мере публично) она не призывала открыть спецхраны и обнародовать все материалы по репрессированным.