Black & Red

Нож звякнул об пол, он уже не был нужен этому существу. Скрюченные пальцы, впившиеся в рану, раздирающие ее когтями…

Все дальнейшее произошло мгновенно: Катя – она была готова на все, лишь бы только… Но она не успела. Жуковская, схватив железный прут, обрушила его как палицу на голову своего любовника.

На сотую долю секунды она увидела… это было… этого не было… В этот страшный миг утратилось, сошло на нет и чувство реальности, и разум.

Голова существа повернулась… Мертвая волчья голова с мертвыми слепыми глазами. Ощерились окровавленные клыки.

– Зверь! Зверюга!! – не своим голосом крикнула Жуковская. И ударила своей железной палицей снова, поражая насмерть.

Внизу по улице, стиснутой стройкой, ехала машина. Черный броневичок, синяя мигалка – маленький с такой высоты, почти игрушечный, жалкий. Мимо, мимо…

Они не заметили.

Глава 41 Темные дни

Часы, дни, месяцы – время течет, то ставя все на свои места, то снова выбивая из колеи, лечит и тут же наносит новые раны. Молодой, полный сил, думаешь о старости, заново переживаешь и одновременно боишься вспомнить, вернуться в прошлое. Страх твой – он тут, рядом, он никуда не делся, ждет в засаде и временем – часами и днями, – как стеной от него не отгородиться.

Сколько же прошло времени? Была середина декабря. Темные дни. И вопрос «Когда будет снег?» задавали и правительству, и господу богу.

Катя встретила Игоря Деметриоса в коридоре. Их вызвали на очередной допрос, здание на юго-западе Москвы, похожее на офис в стиле хай-тек, где все было новое, современное.

Деметриоса в который уж раз пригласил Ануфриев. Тот день в сентябре остался в прошлом, Деметриос помнил его смутно – удар электрошокером, который он получил от своего пациента Ермакова, будто бы случайно встреченного в Калашном переулке, памяти не способствует. Он очнулся в гараже – там, где все это время был спрятан тот самый мотоцикл, который искала милиция. Деметриос начал кричать, колотить в железные ворота, и его вызволили из темницы проходившие мимо работяги.

Это уже было темой допроса. Разговор же с Ануфриевым в этот раз касался записи памятного сеанса гипноза. Они прослушивали запись на компьютере, и Ануфриев то и дело возвращался к началу. «Окна на реку, зеленые стены, мраморный пол, колонны, скамьи черной кожи…» Деметриос все это слышал тогда, на сеансе. И сейчас искренне не понимал, что же во всем этом так интересует Ануфриева. И его настойчивый вопрос: «Доктор, а вы не ощущали, что сеанс гипноза вам не удался, что почти в самом начале вы утратили контроль?» – был ему непонятен, более того, оскорбителен для него как для профессионала. Он просто спросил тогда на сеансе ЕГО – «место, где вы чувствовали себя защищенным, опишите». Что не так во всех этих «окнах на реку и колоннах»?

Когда он вышел из кабинета, Ануфриев черкнул несколько слов в своем рабочем блокноте: «Воксхолл-бридж. Внутренний вид холла лондонской штаб-квартиры». И жирно подчеркнул фразу.

Кате, которая тоже была у следователя, Деметриос успел лишь кивнуть. Ануфриев пригласил ее зайти.

Через панорамное окно в его кабинете реки не было видно, зато виден университет.

Эх, были бы крылья…

– Думаю, это наша последняя встреча с вами по заданному делу, – сказал Ануфриев. – Кажется, все вопросы проработаны, я читал протоколы. Может быть, у вас есть ко мне вопросы?

– У меня? – Катя замолчала, но потом спросила: – За что все-таки он убил Лукьянову?

– Она, как мы и предполагали, была завербована. Ей была поставлена задача проникнуть в офис Деметриоса, получить доступ к данным на пациентов и установить технику прослушивания. Она это сделала, ей заплатили, но она требовала еще денег. Пыталась шантажировать, видимо, не смогла понять, что шантаж в таких делах равносилен смерти.

– Он…