– Мы пошли в гостиницу, дрянное место на углу Восьмой авеню и Сорок восьмой улицы. Тогда впервые за все время у нас были отдельные комнаты. И менеджер притащил нам этих подстилок, и они выглядели, бл*ть, как доберманы, Богом клянусь. Но мы отвели их в свои номера и трахнули. Помню, я постучался в соседнюю дверь к Тони и сказал: «П*здец, Тони, посмотри, что лежит у меня в кровати, она похожа на победительницу скачек в 3.30 в Келсо, – хохотал он, вспоминая один из самых известных британских ипподромов. А Тони говорит: «Думаешь, у тебя все плохо? Посмотри на это у*бище!» И у них у всех были гигантские сиськи! Но с этого все и началось. Теперь, куда бы мы ни ехали, мы везде разоряли и трахали.
Позже Оззи шутил:
– Даже техникам других групп доставались групи красивее, чем нам. Они были такими уродинами, что приходилось надевать им пакеты на голову. А самых жутких мы называли «Два пакета». Один пакет – ей на голову, чтобы не видеть, что ты делаешь, а другой – себе на голову, чтобы если кто-нибудь зайдет, то хотя бы не узнает, что это ты.
Это была лишь часть тщательно проработанного клоунского образа, который сбивал с толку Тельму и других жен музыкантов.
– Ну, понимаешь, тогда в Англии, если ты хотел трахнуть телку, то надо было ее кормить, поить, водить в кино, и, может быть, где-нибудь, блин, через три недели можно было завести разговор «про это». Забудь, чувак, в Америке на такое ни у кого нет времени. Там скорее все так: бабы сами подходят и говорят: «Вдуешь мне?», и я такой думаю: «Что это вообще на х*й значит?» Ну, на всякий случай я отвечаю: «Ну да, хорошо». Я не сразу понял, что это значит. Это значит, что они хотят с тобой трахаться. Девчонки буквально из ниоткуда появлялись и говорили такое!
Двадцать пять концертов закончились хедлайнерским выступлением в театре «Спектрум» в Филадельфии 2 апреля (на разогреве выступали Humble Pie и Mountain). Билл вспоминал:
– Второй американский тур просто взорвал нам мозги. Именно тогда я стал понимать, что мы делаем что-то очень крутое.
Все стало еще круче, когда они добрались до Лос-Анджелеса и их поставили хедлайнерами на два концерта в 15-тысячном зале «Инглвуд-Форум».
– Нас просто несло по течению, – говорил Тони. – По-моему, мы даже до конца не осознавали, что делаем. Вокруг нас все происходило настолько быстро, что мы и не понимали толком, в чем дело. Мы не понимали, какими крутыми и влиятельными становимся. Мы просто выходили и играли. Понимаешь?
Группе приходилось еще и не забывать об «оккультном» имидже. Как выразился Тони:
– К нам тянулось огромное количество чокнутых – от сатанистов до жертв кислоты. Любого фрика назови – он наш.
– Я боялся, – хмурился Оззи. – К нам подходили какие-то люди и говорили: «Чувак, мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем, что ты знаешь». А мы такие: «Ну, да, хорошо, знайте дальше, ребята». Всяческие сатанисты, христианские фрики…
В эпоху до ламинированных пропусков практически любой мог пройти за кулисы или заявиться ночью в гостиницу. Сначала музыкантов это забавляло. Тони со смехом вспоминал один концерт, когда «в первый ряд пришли три женщины, все одетые в черное. Судя по всему, они были ведьмами, по крайней мере, нам так сказали. А когда мы вышли на сцену в крестах, они убежали! Больше мы их не видели…»
На другом концерте их посетил глава американских «Ангелов ада».
– Не помню, где это было, – рассказывал Гизер, – но выглядело все так, как будто на концерт заявился аж сам президент Соединенных Штатов. Почти пятьдесят телохранителей, здоровенные байкеры. Пришли прямо в гримерку, вышвырнули всех охранников – они все такие «Да, сэр, нет, сэр». Потом сказал, кто он такой, типа, я из такого-то отделения «Ангелов ада», и вы мне нравитесь. И с вами все будет хорошо, куда бы вы ни поехали – что бы это ни значило. Вот и все. Я сейчас это вспоминаю как какой-то сон. Они послушали весь концерт, а потом уехали большой кавалькадой. – Он нервно усмехнулся. – По-моему, они так хотели сказать что-то типа «Американским «Ангелам ада» нравится Black Sabbath, и это официальное заявление».
Именно Америка «открыла» группе «старую добрую вафельную пыль». Четверка по-разному вспоминает, как это началось, но результат во всех случаях был одинаковый: они практически мгновенно подсели. Тони говорит, что впервые попробовал кокаин перед концертом в «Мэдисон-Сквер-Гарден» в 1971 году.