Black Sabbath. Добро пожаловать в преисподнюю!

Затем домой вернулся сын Дона, Дэвид; увидев, что происходит, он заставил отца освободить Патела. Вызвали полицию, и последующее судебное разбирательство попало в громкие газетные заголовки и в Великобритании, и в Америке. Через год дело дошло до Олд-Бейли; и Дона, и Дэвида признали виновными по нескольким пунктам. Дон, однако, потратил целое состояние на самых умных и дорогих адвокатов и сумел выйти из зала суда, свободным, пусть и менее богатым человеком. Дэвиду повезло не так – его посадили на два года в тюрьму и дали еще один год условно. В результате он отсидел семь месяцев в колонии, но к тому времени, как вышел на свободу, Дон был уже сломлен.

– После суда я уехал в долгий отпуск, – рассказал он мне. – Надо было хорошенько отдохнуть от всех этих волнений.

Дону было за шестьдесят; он делегировал Black Sabbath и большинство остальных деловых предприятий доверенным лицам. Он, конечно, не ушел на пенсию – люди вроде Дона Ардена не знают, что такое по-настоящему отойти от дел, – и вернулся в гущу событий в начале девяностых, ввязавшись в новые рискованные музыкальные приключения, но те дни, когда он пытался что-то сделать для Тони Айомми, подошли к концу.

Запаниковав, перепугавшись и «снова начав нюхать кокаин в больших количествах», Тони Айомми сделал «большую глупость» и позвал обратно менеджером Патрика Миэна-младшего. «Все очень быстро развалилось», – позже признал он. Но именно под началом Миэна Black Sabbath отыграли концерты в ЮАР, выпустили самый плохо продаваемый альбом в своей истории и потеряли контракты на запись. «Все ушли, – позже писал Айомми в своих мемуарах. – Но я уйти не мог. Я должен был удержать крепость и снова все восстановить». К началу 1988 года Патрик Миэн снова сбежал, оставив Тони Айомми в том же состоянии, в котором нашел его: копающимся в земле в отчаянных попытках выбраться из ямы. Казалось, «словно мы опустились уже так низко, что оттуда был только один путь – наверх. К счастью, так и получилось».

Все изменилось, когда он наконец-то нашел менеджера, которому мог доверять: Ральфа Бейкера, ветерана музыкального бизнеса, который тогда работал вместе с менеджером Джеффа Бека, Эрнестом Чэпменом. Первый же вопрос, который Чэпмен задал Айомми, был «Принимаете ли вы наркотики?», потому что он не работал ни с кем, кто хоть как-то связан с наркотиками. Гитарист «на голубом глазу соврал», что не принимает. Чэпмен ему поверил и познакомил его с Бейкером, и новая команда попыталась снова поставить Айомми и Sabbath на ноги в финансовом плане. Начали они с того, что договорились с британской налоговой службой, которая требовала от Айомми продать дом, чтобы выплатить накопившиеся за много лет задолженности по налогам. Налоговики заморозили активы Тони, сделав его, по сути, неплатежеспособным. Чэпмен сотворил настоящее волшебство, но остался явно недоволен ситуацией. «Это проблемы не твоего бухгалтера, а твои лично», – сказал он Тони. «Мне еще много за что нужно было расплатиться», – вспоминал Тони, но Чэпмен, по крайней мере, сумел отвести от него внимание налоговой службы, дав ему и Бейкеру возможность восстановить Black Sabbath.

Как и раньше, Тони понимал, что ключ к восстановлению подмоченной репутации Sabbath лежит в возвращении хоть кого-нибудь из участников оригинального состава. Вернуть Оззи – нереально, пять сольных альбомов, которые он выпустил после того, как Тони уволил его из Sabbath, стали платиновыми в Америке, да и в Великобритании и других странах разошлись миллионными тиражами. Билл не желал рисковать новообретенной трезвостью ради чего-то меньшего, чем полноценное воссоединение всей группы с Оззи, так что Тони снова обратился к Гизеру Батлеру в надежде, что тот спасет его шкуру. Он стал названивать Гизеру и рассказывать, какой в группе замечательный новый певец, как хорошо работает новый менеджмент и как бы все было замечательно, если бы только Гизер согласился повернуть время вспять и вернуться к нему. Но у Гизера были другие планы.

– Дошло до того, – рассказывал он мне тогда, – что Тони стал приезжать к моему дому и сидеть в машине, словно ждал, что я сбегу вместе с ним, или еще что-то такое.