В следующие несколько дней газеты только об этом и говорили. «ОЗЗИ УГРОЖАЛ УБИЙСТВОМ И ОТПРАВЛЕН В КЛИНИКУ ДЛЯ ПЬЯНИЦ!» — кричал заголовок
Когда я через несколько дней поговорил с Шэрон, она объяснила, что все началось с ящика русской водки, подаренного Оззи организаторами концертов в Москве (всего несколько недель тому назад Оззи выступил на двухдневном Московском международном фестивале мира). Оззи за ужином выпил целую бутылку, и спор из-за какой-то мелочи перерос во что-то «совершенно неконтролируемое». Она вздохнула.
— У нас и раньше бывали ссоры, — сказала Шэрон, — ты знаешь, какими мы бываем, но чего-то подобного — никогда. Я поняла, что все очень серьезно, когда он начал называть себя «мы». Типа «мы решили, что тебе надо уйти». Это не было похоже на Оззи, и я была просто в ужасе. Оззи ни за что бы так со мной не поступил, он на такое просто неспособен. Но вот когда он напивается, Оззи исчезает, и вместо него появляется кто-то другой…
После ареста Оззи выпустили под залог при условии, что он сразу же ляжет в «Хантеркомб-Мэнор», частный реабилитационный центр в Бакингемшире, день в котором стоит 250 фунтов. Певец уже был знаком с этим центром — он дважды ненадолго ложился туда на реабилитацию в прошлом году. Шэрон отказалась от обвинения в покушении на убийство, как только Оззи согласился на реабилитацию.
— Алкоголь уничтожает его жизнь. Если ты алкоголик, значит, ты болен. Если бы у Оззи был рак, все бы его жалели. Но он алкоголик, и никто не понимает, что это болезнь. Ему нужна помощь.
Она предложила мне навестить его в «Мэноре». «Он хочет скинуть камень с души». Через несколько дней, в воскресных сумерках почти ровно через две недели после ареста Оззи, я пришел в клинику. Фойе наполовину напоминало роскошный отель, наполовину — блестящий приемный покой стоматолога. Воскресенье — один из двух дней в неделю, когда к пациентам пускали посетителей, и в комнате с общим телевизором собралось немало народу. «Гостей» от «посетителей» отличить было легко: первые сидели и выглядели относительно спокойными, вторые же постоянно ерзали на месте и украдкой поглядывали на часы.
И тут появился он и сказал, что «сильно нервничает, и ему нужна сигаретка». Он как раз завершил очередной сеанс с терапевтом, и «и моя гребаная голова все еще болит». Палата Оззи состояла из большой спальни (она же гостиная), ванной, туалета и небольшой отдельной комнатки. Неплохо обставлено, но как-то уныло. Я заметил, что в большой комнате стоят телефон и факс. Телевизора, правда, не было.
— Они не хотят, чтобы ты слишком долго сидел один в комнате, — объяснил он.
— Похоже на гостиницу, — заметил я, пытаясь разрядить обстановку.
— Ага, только нельзя спуститься на первый этаж в бар…
Мы говорили несколько часов, и Оззи рассказал, что «где-то год назад начал напиваться до беспамятства». Он, конечно, уже раньше сидел в тюрьме, но две ночи, проведенных в Амершемском полицейском участке, были «худшими в моей жизни. Я поверить не мог, когда мне сказали, что я сделал». К счастью, полиция обращалась с ним хорошо.
— Я сидел в отдельной камере, мне давали сигареты и иногда подходили поболтать. Условия, правда, были отвратительные. Я понимаю, что там и не должно быть все как в лагере Батлина, но это просто ужасно. Даже для крыс такие условия хреновые…
Впрочем, больше всего, как он сказал, его беспокоило то, как историю раздули в прессе: от неподтвержденных слухов, что у Шэрон появился любовник и что именно из-за этого в ту ночь супруги поссорились, до пересудов, что Оззи собирается отказаться от менеджерских услуг Шэрон, вернуться к ее отцу Дону Ардену и возродить Black Sabbath. Он устало покачал головой.
— Они делают из мухи слона. Я