Бладшот

Хартинг стоял в окружении видеокамер, снимавших его во весь рост со всех сторон. Далее изображения оцифровывались и соединялись в его точную трехмерную копию, копия проецировалась в ментальное построение, в виртуальную реальность, создаваемую микропроцессорами порабощенных нанитов Бладшота, а сам Хартинг мог видеть ее на экранах мониторов вокруг. Этакая электронная, цифровая комната смеха…

– Скажем так: воображаемое пространство, где мы можем побеседовать без посторонних ушей.

Со стороны все выглядело так, будто Хартинг разговаривает с безлюдной лабораторией, но там, в «воображаемом пространстве», Бладшот мог и видеть его, и слышать.

Бладшот встряхнул головой, обошел Хартинга кругом, точно дикий зверь, пустив в ход все навыки, все инстинкты, ища слабость врага, которой мог бы воспользоваться.

– Как же тебе повезло, – прорычал он.

Образ Хартинга поджал губы.

– Что ж, хорошо. Позвольте, я упрощу вам задачу и помогу взглянуть на все это с моей точки зрения.

С этими словами изображение Хартинга забарабанило пальцами по экрану электронной руки.

Белые стены «не-комнаты» исчезли, сменившись множеством брызнувших во все стороны геометрических фигур, всевозможных строительных блоков, тут же собравшихся в примитивный контурный пейзаж. Пол тоже ухнул вниз, потянулся вширь, вдаль, изменил очертания. Миг – и грубые контуры обрели четкость, яркость, обросли множеством деталей, превратились в катера, лодки, рыночные прилавки, приморские домики, бутик-отели, старомодные ресторанчики… и все это было таким же до жути знакомым, как и ощущение, будто в жизни Бладшота нет ничего настоящего. На горизонте, точно грибы в ускоренной видеозаписи, потянулись ввысь гряды гор, к берегу прихлынули воды океана, мир стал рельефным, детальным, наполнился светом и тенью, и Бладшот оказался на рыболовной пристани прибрежного калифорнийского городка – того самого, куда приехал с Джиной после момбасского дела. Вот только теперь он чувствовал, что на самом-то деле никогда там не бывал, потому и названия городка не мог вспомнить, или же вовсе не знал.

Всё и вся вокруг сохраняло полную, абсолютную неподвижность. Казалось, Бладшот очутился внутри фотоснимка. Торговцы за прилавками, другие заезжие визитеры, ребятня за игрой, океанские волны – даже чайки в небе застыли, замерли на местах. Но Хартинг выстучал на экране электронной руки новую команду и, словно бог, вдохнул в окружающий мир жизнь. Теперь Бладшот слышал и рокот волн, и крики кружащих в воздухе чаек, и чувствовал щекой дуновение теплого ветра. Невероятное правдоподобие… ни одно из человеческих чувств не могло отличить этого мира от настоящего!

– И все это – для вас, – сказал Хартинг.

Судя по тону, он не сомневался: Бладшот должен быть ему благодарен. В конце концов, не каждому же достается свой собственный, на заказ изготовленный мир.

– Ты пользовался мной втемную. Ради того, чтоб убивать.

Именно это и внушало Бладшоту сомнения. Убийства, охота за злоумышленниками, за теми, кто угрожает жизненному укладу мирных людей, были в буквальном смысле слова его работой. Весь этот фарс мог понадобиться Хартингу только затем, чтобы Бладшот убивал по его указке тех, кого не следует – кто, возможно, и не заслуживает смерти. Однако, по его собственным наблюдениям, Эйкса с Барисом ангелами уж точно не назовешь. Тогда к чему же подобные сложности? Вроде бы ни к чему.

«Разве что Хартингу просто нравится разыгрывать из себя бога».

– Да. В этом вы необычайно искусны, – откликнулся Хартинг.

Его присутствие здесь, в этом месте, портило, оскверняло воспоминания о Джине, насколько бы ложными они в итоге не оказались.

– Ты внушал мне, будто они убили мою жену.

«Хотя я и без того прекрасно умел убивать, – подумал Бладшот. – Только вот мотивации, конечно же, не сравнить».

– Жажда мести – существенная часть алхимических процессов, творящихся в глубинах вашей души, – пояснил Хартинг.

Да, определенный смысл в этом имелся. Бладшот был одним из тех, кто завербовался в Корпус на волне теракта 11 сентября. Стал рядовым солдатом в войне с террором. Однако теперь он уже сомневался: в самом ли деле так и случилось, или и это – запрограммированные воспоминания? Может, в действительности он, так сказать, чистый лист, робот-мститель, сотворенный из ничего? Интересно, чувствовал бы на его месте другой человек то же самое? Впрочем, тут он данными для сравнения не располагал. Может статься, в конечном счете, он вправду – всего-навсего оружие под названием «Бладшот» и больше ничего…

– Кем я был в прошлом? – требовательно спросил Бладшот. – Где моя семья?

– Одна из главных причин невероятного успеха проекта состоит в том, что большая часть сказанного мной – чистая правда, – ответил Хартинг.