Блага земные

— Ну, я и смотался, — продолжал Джейк. — Узнал про одного типа, который готов был хорошо заплатить за перегон машины в Калифорнию. Хотел смыться по-тихому, уехал и ни с кем не попрощался. Не то чтобы я делал из этого секрет, но, когда мне шепнули, что пришло время действовать, мать была в гостях у соседки, и я подумал: «Пока не поздно, надо вырываться на свободу. Ехать немедленно, не могу я здесь больше». Но в Калифорнии меня арестовали за перегон краденой машины. Правда, за решетку я не попал. Все уладилось. Только возникли кое-какие сложности из-за моих прошлых дел, и домой я вернулся лишь через несколько месяцев, Оливер к тому времени уже переехал во Флориду. Я наводил справки у его соседей: «Да они с матерью несколько недель назад собрали пожитки и переехали в Перт, во Флориду. Его мать говорила, там меньше преступников, народ поприличнее и что ни день — солнце, а случится, пойдет дождь, даром раздают газеты». В то рождество и потом, каждый год на рождество, я получал от Оливера флоридские поздравительные открытки: Санта-Клаус на водных лыжах, и ангелочки срывают с деревьев грейпфруты. «Счастливого рождества, Джейк, надеюсь, у тебя все в порядке». Я старался отвечать ему, хотя, скажу честно, писать письма я не мастер. Сообщал о своих делах, о своей жизни, убивал на это уйму времени. А он только и присылал эти поздравительные открытки. Раз в год, на рождество. Можно подумать, он в тюрьме. Всего одна открытка в год, и та, может, прошла цензуру, наверно, его мамаша и мои письма вскрывала, искала, нет ли там пилки или лезвий. А вообще-то это моя вина. Не должен я был вот так оставлять его с матерью. Почему не зашел тогда к нему перед отъездом, не предложил ехать вместе? Но у меня уже терпение лопалось, понимаете? Не мог я откладывать отъезд ни на минуту.

Мы смотрели на поток машин, бесцветных в сгустившихся сумерках, на усталые, бледные лица людей…

— Беда вот в чем, — продолжал Джейк. Когда люди о тебе плохо думают, у тебя появляется одно-единственное желание — как можно скорей удрать. Ясно. Говоришь себе: вот если б можно было взять себя в руки, начать все сначала…

— Верно, — согласилась я.

— Я уверен, если человек убегает, значит, он бежит от своего ничтожного «я» или потому, что другие считают его полным ничтожеством. А вообще-то кто его знает, кто его знает… — Он встал, сделал несколько шагов по траве и заглянул в дверь. — Ушла.

— Кто там теперь? — спросила Минди.

— Вроде никого.

Он стоял, выжидая, спиной к нам. Минди одернула сарафан.

— Видите, об ужине он даже не вспоминает, — сказала она мне. — Какое легкомыслие. А у меня низкий сахар в крови.

— Ура! Вон идет какой-то парень, — сказал Джейк. — Спросим у него. Пошли.

Мы недружно поднялись и зашагали следом за ним. Сначала по дорожке, вверх по ступенькам, по скрипучим половицам веранды. Сквозь оранжевое мерцание лампочки на потолке, ее свет — защита от насекомых, но над головой кружился целый рой мотыльков.

Хотя на улице еще не совсем стемнело, переступив порог, мы зажмурившись. Желтый свет ламп, освещавших комнату, ярко отражался в потрескавшемся линолеуме. За конторкой, уставленной пепельницами, заваленной журналами и туристическими проспектами, стоял бледный долговязый человек с пышными светлыми волосами и штемпелевал конверты. Когда мы вошли, он и головы не поднял. Худая рука размеренно двигалась от конвертов к штемпельной подушечке, словно этот ритм доставлял ему истинное удовольствие.

— Минутку, — сказал он низким, хрипловатым голосом, который казался моложе, чем он сам.

— Я разыскиваю Оливера Джеймисона, — начал Джейк. — Вы его знаете?

Мужчина прервал свое занятие и поднял голову. Глаза у него были не столько голубые, сколько прозрачные, но я видела, как они потемнели.

— Так это ты, Джейк, — проговорил он.

— Что?

— Не узнаешь?

— Оливер?

Казалось, ни тот ни другой не рады встрече. Джейк явно был ошеломлен и растерян, Оливер выглядел озабоченным.

— Тебе не следовало здесь появляться, Джейк. — сказал он.

— Почему?

— Тебя полиция разыскивает. Ты что, не знаешь?

Минди зажала рот рукой. Откуда-то из глубины дома донесся женский голос:

— Кто там, Оли?

— Никого, ма. Он отложил печатку и вышел из-за конторки. — Пошли на улицу.

Теперь, когда он подошел ближе, я разглядела на загорелом лице белые полоски вокруг глаз, уловила чистый запах его линялой клетчатой рубашки. Он был из тех покладистых мужчин с добрым лицом, которые всегда сохраняют спокойствие. Было в нем что-то очень знакомое. А может, просто это помещение, несмотря на конторку, напомнило мне дом, в кресле даже было забыто светло-голубое вязанье. Я вдруг растерялась. Спотыкаясь, пошла следом за ним, Джейк подталкивал меня сзади, через дверь, вниз по ступенькам веранды, в глубину двора, чтобы сумерки укрыли нас. Там мы остановились, Минди протянула руку и ткнула пальцем в локоть Оливера.

— Почему они ищут его? Из-за меня? Но он ни в чем не виноват.