Блага земные

— Я тебя просто не понимаю, Минди. Противоречишь сама себе. Какого черта ты цепляешься за меня, если я не могу тебе угодить?

— Это я-то цепляюсь за тебя? — рассердилась Минди. — Ну давай, давай, пили, жалуйся. Вали все на меня. Но только вспомни, что ты говорил мне в прошлом году Четвертого июля. Вспомни-ка.

Он искоса взглянул на меня из-под коротких, словно обрубленных, ресниц.

— Что вы ей говорили? — спросила я.

Он поджал губы и запихнул сахар обратно в карман.

— Говорил, ему ни с кем, кроме меня, не бывает так хорошо и спокойно, — сказала Минди. — Говорил, он сам не знает почему, но это так. В тот день мы устроили загородный пикник. Он тогда проиграл на автородео. И я сказала, черт с ними, с этими гонками. «Для меня, — сказала я, — ты всегда — останешься таким, каким я впервые увидела тебя за рулем: ловким, красивым, в белой джинсовой куртке, которая потом разодралась в клочья во время гонок под Вашингтоном». Вот тогда он и сказал мне эти слова. Спросил, не выйду ли я за него замуж.

— Ничего подобного, — огрызнулся Джейк.

— Но ты же говорил, что когда-нибудь это может случиться.

— Ты все переиначиваешь в своих интересах.

— Нет, Джейк, — сказала она. — Я говорю правду. Это ты все переиначиваешь. Разве ты не видишь, что происходит? Всякий раз ты сначала бросаешь меня, а потом возвращаешься и снова начинаешь бегать за мой навязываешься. Говоришь: «Я твой, Минди. Ты — все, что у меня есть». Торчишь под окном, зовешь меня, ездишь по ночам мимо нашего дома, и я вижу, как свет от фар скользит по потолку. Звонишь мне по телефону и говоришь: «Все на меня нападают, жизнь мне опостылела. Выйди, побудь со мной».

— Ты любишь преувеличивать.

— Ты сам сказал: «Похоже, в один прекрасный день мы поженимся».

— Если я и говорил такое, я этого не помню.

— Ты сказал: «Если ты вдруг забеременеешь или что-нибудь в этом роде…»

Наступило молчание.

— Ты сказал: «Какого черта я мечусь взад-вперед? Почему бы мне в конце концов не сдаться».

На лицо Джейка вдруг упал отсвет неоновой рекламы, и оно показалось мне бледным, болезненным, под глазами синяки.

— Разве не правда? — спросила Минди.

— Замолчи. Кажется, это банк. Подъезжай к обочине.

Она резко затормозила — мы качнулись вперед — и тут же свернула на стоянку. Джейк вытянул руку, чтобы удержаться на месте.

— Хотел о чем-то спросить, — медленно проговорил он. — Но из-за этой идиотской болтовни все вылетело из головы.

Мы молча ждали.

Наконец его лицо прояснилось.

— Сколько у тебя денег? — спросил он у Минди.

— Ни о чем другом ты не думаешь?

— Я спрашиваю на тот случай, если тебе захочется съесть сосиску с булкой или еще чего-нибудь, пока мы с Шарлоттой будем в банке.

— Вот оно что, — сказала Минди. — Ну, на это у меня хватит.

— Видишь забегаловку? Встретимся там минут через пять-десять.

— Вам что-нибудь заказать?

— Нет, — ответил Джейк.

— Разве вы не проголодались?

— Нет, почему же, — сказал он. — Просто ты пока замори червячка, Минди. А как получим деньги, поедем в какое-нибудь приличное место. Правда, Шарлотта? Шарлотта?

— Где подают хорошие бифштексы, — сказала Минди.

— Бифштексы или что другое, мне все равно, — сказал он. — Пошевеливайся.

Минди открыла дверцу и с трудом выбралась наружу. Мы последовали за ней. Джейк дотронулся пальцем до ее руки:

— До скорого.

— До скорого, — ответила она и пошла, размахивая своей сумкой-сердечком.

Вечер был теплый, в воздухе толклась мошкара, пахло ирисками. Улицы были пустынны. Справа возвышался кирпичный куб бежевого цвета. На фасаде — алюминиевые буквы вывески: ВТОРОЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ БАНК. Мы поднялись по лестнице, прошли через вращающуюся дверь. От внезапного холодка лицо у меня стало напряженным. В глаза ударил режущий белый свет, и мы зажмурились. Звук шагов тонул в мягком ковре.

Я заняла очередь за мужчиной в строгом деловом костюме.

— Зачем ты встала в эту очередь? — спросил Джейк. — Она же самая длинная.

Я собиралась расстаться с ними и решила не торопить события.

— Чтобы никаких глупостей, ясно?

Я чуть не рассмеялась. Интересно, что он вообразил?

Что я перепрыгну через решетку кассы? Сделаю какую-нибудь подозрительную подпись под аккредитивом, вроде: ШАРЛОТТА ЭМОРИ, ЗАЛОЖНИЦА. Кассирша и бровью не поведет. Равнодушно взглянет на эту подпись, как будто я написала что-то самое обыкновенное, что-то оговорила или указала свою профессию. О, теперь-то я уже знала: рассчитывать на постороннюю помощь бесполезно.

— Ну что за ерунда, — сказала я Джейку.

Он, видно, понял, что я ничего не выкину, и отступил. Нейлоновая куртка зашуршала. Мужчина в строгом деловом костюме отошел от кассы, складывая пачку банкнотов.

— Мне надо получить по аккредитиву, — обратилась я к кассирше. — Лицо ее выражало скуку. Я расписалась шариковой ручкой прикрепленной к окошку кассы, и просунула через решетку аккредитив. Взамен кассирша отсчитала сто долларов двадцатидолларовыми бумажками. Я пересчитала их и отошла в сторону, уступив место рыжеволосой женщине, которая прикладывала к носу гигиеническую салфетку.

— Не так страшен черт, как его малюют, — сказал Джейк, когда мы вышли на улицу.

— Вот именно, — сказала я.